Барбара Картленд - Английская роза
— Спасибо, — ответил лорд Чарнок.
Он представил капитана Полине, а потом капитан представил им обоим своих офицеров, после чего сказал:
— Я предоставил в ваше распоряжение мою собственную каюту, милорд. А теперь я прошу вас меня извинить: нам надо как можно быстрее выходить в море. Ветер меняется, и начинается отлив — если мы задержимся, то рискуем сесть на мель.
— Этого определенно следует избежать, — отозвался лорд Чарнок.
Капитан ушел, а один из младших офицеров провел Полину и лорда Чарнока вниз. Отданная в их распоряжение просторная каюта капитана показалась Полине просто роскошной. Конечно, она не была столь красиво отделана, как помещения на «Ижоре», но выглядела уютной и удобной. Каюта состояла из двух салонов — гостиной, которая была прекрасно меблирована, и небольшой спальни, где оказалась огромная кровать с пологом, при виде которой Полина невольно покраснела.
Ее сундуки были уже поставлены так, чтобы не загромождать каюту, и какой-то мужчина распаковывал один из них. Она удивленно посмотрела на лорда Чарнока, который поспешил объяснить:
— Это мой камердинер, Хибберт. Могу вас уверить, что он будет прекрасно справляться с обязанностями горничной, пока я не смогу нанять ее вам — а это будет возможно, только когда мы приплывем в Англию.
— Я буду стараться вам услужить, миледи, — с широкой улыбкой пообещал Хибберт.
Полина смущенно улыбнулась ему в ответ: ей было непривычно слышать обращенное к ней слово «миледи».
Потом они с лордом Чарноком снова вышли в гостиную и остались наконец одни.
Полина неуверенно посмотрела на него: она испытывала робость и одновременно радостное возбуждение. Однако ее по-прежнему не покидало охватившее еще в посольстве чувство, что все происходящее — сон.
— Теперь вам ничто не угрожает, — сказал лорд Чарнок. — Мы на британском корабле, а через несколько минут уже оставим Россию — и, как я надеюсь, надолго.
— Я… тоже на это надеюсь, — призналась Полина. — Но… как я могу… вас отблагодарить?
— На этот вопрос я могу дать множество самых разных ответов, — ответил лорд Чарнок, — но сначала предлагаю, чтобы вы сняли плащ и шляпку.
Полина послушно подняла руки, намереваясь выполнить его совет, но он уже стоял рядом с нею и, развязав ленты на ее шляпке, помог ее снять. Кинув шляпку на ближайший стул, лорд Чарнок расстегнул застежку легкого плаща, снял его и бросил туда же.
А потом он пристально посмотрел на нее, и она вдруг совершенно по-новому ощутила его близость, которая взволновала ее так сильно, что ей трудно стало дышать.
— Ты очень красива, Полина! — сказал он, прерывая молчание.
— Вы правда так считаете? — спросила она. — Когда я увидела… как красивы… русские леди… мне показалось, что рядом с ними вы не сочтете меня даже… симпатичной.
Лорд Чарнок догадался, что Полина вспомнила графиню Наталью, и с улыбкой сказал:
— Ты с самого начала показалась мне очаровательной. А потом твое лицо просто преследовало меня, так что я не мог смотреть на других женщин: я все время вспоминал тебя.
— Это… правда? — прошептала Полина.
— Я пытался этому не верить, — признался лорд Чарнок. — Как пытался не слишком сближаться с тобой, дорогая.
— Я… я старалась… не докучать вам.
— Наверное, мы оба были не очень искренни в своих стараниях, — сказал он. — А может, это судьба оказалась сильнее всех наших попыток избегать друг друга.
— Я… я не хотела вас избегать… Я только боялась, что вы… меня оставите.
— Именно это я и собирался сделать, — подтвердил лорд Чарнок. — Но когда ты в карете вложила свои пальцы в мою руку, я вдруг понял, что люблю тебя так, как никого и никогда еще не любил.
Огорченно вздохнув, он добавил:
— На самом деле я полюбил тебя еще тогда, когда ты обратилась ко мне за помощью в первый раз, но я был настолько убежден в том, что никогда не полюблю ни одной женщины настолько, чтобы на ней жениться. Вот я и убедил себя в том, что ты не можешь ничего для меня значить и что мне надо держать тебя на расстоянии.
— Но… вы действительно… захотели на мне… жениться?
— Я дал себе слово, что скажу тебе, как сильно я этого хотел, — ответил лорд Чарнок. — Но это очень трудно выразить словами.
Обняв Полину, он притянул ее к себе. Она подняла к нему лицо, и он несколько секунд смотрел ей в глаза — а потом прижался к ее губам.
Почувствовав прикосновение его губ, Полина поняла, что именно об этом она мечтала с того времени, как они плыли вместе на «Ижоре». Тогда она никак не могла понять странного томления, охватившего ее! А дело было просто в том, что она его полюбила и с тех пор не могла думать ни о чем, кроме него. Он целиком заполнял ее мысли и чувства.
Поцелуй лорда Чарнока был осторожным и нежным. Почувствовав, как задрожали ее губы, он понял, что это ее первый поцелуй, и снова напомнил себе, что его юная жена еще очень неопытна. Недаром она представлялась ему воплощением чистоты и невинности.
Однако очень скоро радостный восторг, поднимавшийся в душе Полины, передался ему — и поцелуй стал совсем иным, непохожим на те ласки, которыми он прежде обменивался с женщинами.
Для Полины этот поцелуй был чудом и блаженством, приближавшимся к райскому — и в то же время он пробудил в ней то волнение и трепет, странное томление, которые наполняли ее, когда она смотрела на танцы цыган и слушала их пение. Эти столь разные чувства слились в невыразимый экстаз, настолько потрясший ее, что она потеряла способность мыслить и могла только отдаться ощущениям. Ей казалось, что все ее тело откликается на музыку, которая была божественной — и в то же время удивительно земной.
Ей уже начинало казаться, что она поднимается к небу, что ее ноги уже не касаются земли, когда лорд Чарнок наконец прервал их поцелуй. Он поднял голову, и Полина чуть невнятно проговорила:
— Я… люблю вас! Люблю!.. Пожалуйста… любите и вы меня… хоть немножко!
— По-твоему, это — немножко? — тихо спросил лорд Чарнок.
А в следующую минуту он уже снова целовал ее — властно, жадно, настойчиво. Ей казалось, что его губы обольщают ее, требуя, чтобы она отдалась ему целиком.
Позже, когда корабль уже вышел в открытое море, лорд Чарнок подвел Полину к дивану, и они сели рядом. Он крепко прижал ее к себе, а она склонила голову ему на плечо.
— Как тебе удается заставить меня переживать такое? — спросил он своим красивым низким голосом. — Прежде я был уверен, дорогая, что мне придется показывать тебе, что такое любовь, — а теперь вижу, что мне тоже предстоит немало учиться.