Кэролайн Линден - Лишь в твоих объятиях
Алек взял у нее бокал и отвел взгляд. Какими бы ни были его чувства, как бы он ни желал ее, но он не давал себе воли. Крессида сказала себе, что ей нужно следовать его примеру. Она приготовилась извиниться и уйти к себе.
— Присядьте. — Он поднес к губам бокал и сделал несколько глотков, указывая ей рукой на кресло с другой стороны столика.
Это было бы ошибкой. Ей хотелось остаться, потому что она знала, как необходимо ей снова ловить на себе его взгляд, чувствовать, как сильно он желает ее. Но может быть, глупо думать об этом, ведь он всегда смотрел на нее равнодушным взглядом, как смотрят на безобразную картину, прикидывая, что бы такое сказать, чтобы не задеть чувства художника. Но она жаждала этого взгляда. Он разжег тлеющий уголек желания в ее груди, и она не хотела гасить его. И вместо того чтобы пожелать доброй ночи и уйти, Крессида села.
— Он вырезал ее в Испании? — Она прикоснулась к лошадке. Хоть резьба и не была тонкой, она хорошо передавала сущность животного. Развевающаяся на ветру грива, настороженные уши, одна нога поднята. При этом фигурка была совсем небольшой, умещалась на ладони. — Она замечательная.
— Да. Я отослал ее домой Джулии, подумав, что ей понравится. У Уилла не было братьев и сестер, и к тому времени отец лишил его наследства.
Крессида удивилась:
— Своего единственного сына? Почему?
Алек смотрел на ее длинные тонкие пальцы, легко касающиеся крутой шеи лошадки. Тоненькие иголочки стали покалывать его кожу, как только он представил себе ее пальцы на своем теле — ласкающие его, сжимающие… Ему не следовало просить ее остаться, но вино разрушило его благородные намерения еще до того, как она призрачной искусительницей, с волосами, рассыпавшимися по спине и плечам, вплыла в комнату и стала у окна. Особое значение приобретало то обстоятельство, что она не могла спать и бродила по дому ночью, когда ему тоже не спалось. Что-то в ее позе и в том, как она наклоняла голову набок, глядя в окно, заставляло его думать, что она тоже жаждала оказаться здесь, вырваться из круга запретов… Что-то в ней взывало к нему, и он не мог не отозваться на этот зов.
— Он не одобрил жену, которую выбрал себе Уилл, — не сразу ответил на ее вопрос Алек. — Она была испанкой, из хорошего семейства, сочувствующего нам, но все же не англичанкой. Лейси думал, что Уилл проявит твердость, оставит ее, вернется домой и женится на старшей дочери Дарроуби или другой девице из Хартфордшира. Лейси много лет ждал рождения сына, и ко времени его появления на свет уже спланировал всю его жизнь. К несчастью для него, у сына тоже оказался сильный характер, ни один, ни другой не хотели уступать. — Алек до сих пор негодовал, вспоминая о том, как Лейси пытался укротить характер Уилла. Спина и ноги его друга были покрыты шрамами — результат воспитательных мер Лейси. Алек залпом выпил вино и потянулся к бутылке.
— Молодец, — пробормотала Крессида. Алек не сразу спросил:
— Потому что боролся с отцом?
Даже в полумраке был виден блеск ее глаз.
— Потому что отстаивал свою любовь и остался верен своим чувствам.
За этим что-то стоит, подумал Алек. Вино развязало ему язык раньше, чем он спохватился.
— Кто-то разбил ваше сердце.
Она отшатнулась, как от удара, но только бросила на него сердитый взгляд. Его рука сжалась в кулак; кто-то был в ее жизни. Но это не его дело. Алек разжал пальцы и вновь протянул ей бокал с вином. Она взяла его почти с вызовом и выпила.
— Мое сердце разбила Марианна, — сказал он, непроизвольно вытаскивая из своего шпионского арсенала испытанный метод — собственным рассказом подтолкнуть ее к рассказу о себе. Эта история, разумеется, была правдивой — в отличие от небылиц, которые он обычно плел, выполняя задания. — Я был безумно влюблен в нее и думал, что она тоже влюблена в меня, пока, вернувшись из Испании, не обнаружил, что она предпочла более надежного парня. Такого, как мой брат, который, пока меня не было, сделал ей предложение.
Она замерла. Алек усмехнулся, хотя уже давно не чувствовал горечи. Эта рана давным-давно затянулась.
— Да, мой собственный брат ухаживал за девушкой, на которой я хотел жениться. Некрасиво по отношению к брату, вам не кажется? Я мог бы убить его за это, если бы он был способен сопротивляться. Но Фредерик только беспомощно оправдывался, говорил, что слишком любит ее и хочет жениться на ней, а потом вдруг сказал, что может отойти в сторону, если она захочет вернуться ко мне.
— Вы действительно любили ее? Он вздохнул:
— Да, но не так, как ей бы хотелось. Это была любовь молодого человека, безрассудная, безответственная и необузданная. У нее не было основы — взаимной страсти или сходства темпераментов. Отец сказал мне, что мы сделаем, друг друга несчастными, и это, естественно, только укрепило мое намерение заполучить ее. Тогда я еще не мог понять, что он был прав. Марианна хотела поэзии и нежности, ей больше подходил Фредерик. — Он поудобнее устроился в кресле, чтобы лучше видеть Крессиду. — Так что, в конце концов, оказалось, что она правильно сделала, бросив меня, хотя мне на то, чтобы признать это, потребовалось время.
Крессида долго молчала. Алек ждал, чувствуя, что она хочет рассказать ему свою историю. Нет, обозлился он на себя, это он хотел, чтобы она рассказала ему о себе. Не исповедь жаждал он услышать, ему нужно было ее доверие и уважение. Он устал лгать, выдавать себя за кого-то другого, всегда быть настороже, опасаться, что обнаружится обман. Деревянная лошадка стала последней каплей, и он рассказал ей о своем поражении: его бросили, предпочли брата.
— Его звали Эдвард, — наконец раздался ее голос. — Он был офицером военно-морского флота и вскоре намеревался получить свой корабль. Это случилось вскоре после того, как моя сестра вышла замуж и я оказалась в большей мере предоставлена самой себе. Он сказал, что покажет мне мир, а когда получит корабль, мы будем плавать вместе. Но его намерения изменились, когда его начальник заметил, что семья не будет способствовать его продвижению по службе.
— Подонок, — пробормотал Алек.
— Точно. С тех пор я ненавижу моряков.
— Вполне заслуженно.
Она поставила бокал на столик.
— Но, как вы сказали, все осталось в прошлом. Больше я о нем не думаю.
Алек кивнул, скрыв удовлетворение. Того, кто так поступил с ней, не стоило вспоминать.
— Хватит о старых сердечных ранах. Что не давало вам спать сегодня?
Она пожала плечами, перебирая складки своего капота.
— Ничего особенного. Он поднял брови.
— Ничего? — Он взял бутылку, чтобы наполнить бокал, но она оказалась пустой. Он поставил ее на место. — Тогда почему вам захотелось прогуляться?