Джулиана Грей - В объятиях принцессы
– Как удобно.
– В любом случае я пришел, чтобы попросить тебя об услуге. О, не пугайся, ничего такого, чего ты не делала раньше.
Луиза вздохнула, аккуратно сложила бумагу и вернула герцогу.
– Вы хотите, чтобы я опять шпионила за ним?
– Шпионить. Какое вульгарное слово!
– Я ничего не буду вам рассказывать. Он спас мне жизнь.
– За что я ему буду вечно признателен.
– Но все равно вы собираетесь использовать его в своих целях.
Олимпия покачал головой, и его лицо, покрытое толстым слоем пудры и румян, неожиданно стало очень старым и грустным.
– Я хочу исправить ошибку, которую совершил семь лет назад, причинив большой вред сразу нескольким людям.
Куинси поднял голову, тряхнул ушами и жалобно заскулил.
Луиза погладила собачку, не отводя глаз от внезапно осунувшегося лица дяди.
– Что вы сделали? – тихо спросила она.
– Моя дорогая. – Внезапно его физиономия снова волшебным образом изменилась, стала оживленной, глаза загорелись весельем, и он заверещал фальцетом: – Я так счастлив снова видеть тебя. Деревенский воздух. Он оказывает целительное действие. Я всегда говорил моей старой Марте, что…
– Мистер Маркем!
Луиза повернула голову. К ней бежал через луг лакей, всем своим видом выражающий крайнюю степень недовольства.
– Мистер Маркем! Какого черта вы здесь делаете?
– Доброе утро, Томас. Вы знакомы с моей дорогой тетушкой, миссис Дьюк из Баттерси?
Томас остановился и кивнул Олимпии с каменным выражением лица, как будто увенчанная ласточкой соломенная шляпка и необъятные шелковые юбки розового цвета были совершенно обычным зрелищем в Нортгемптоншире.
– Мэм, – кисло пробормотал он.
– Я счастлива, – сообщила миссис Дьюк.
Томас обернулся к Луизе:
– Хозяин желает немедленно видеть вас, мистер Маркем. – Он особенно подчеркнул слово «мистер»: золото Сомертона могло купить благоразумие слуг, но не прощение для женщины, переодевающейся мужчиной без всяких видимых причин.
Олимпия поднял брови. От него ничего нельзя было скрыть.
– Тогда тебе лучше поторопиться, дорогой племянник. – Он облапил Луизу за плечи и смачно поцеловал в обе щеки. – Давай прощаться. Беги к своему графу, будь хорошим мальчиком. Точность – вежливость королей. А я отправляюсь на отдых. Жди весточек. Я непременно напишу. – Герцог повернулся к Томасу и погрозил пальцем: – До свидания, мистер Томас. Позаботьтесь о моем любимом племяннике, или я на вас очень-очень рассержусь. – Шаг вперед – угроза в голосе, лицо серьезное, глаза пронзительные. Шаг назад – голос веселый, губы раздвинуты в улыбке, глаза смеются. – Ну, идите же. Еще увидимся.
Томас отшатнулся и зашагал обратно в сторону дома.
– Иди, дорогая, – тихо сказал Олимпия и что-то вложил ей в руку. – Если тебе понадобится срочно со мной связаться…
– Дядя…
Но герцог Олимпия уже занялся открыванием своего веселенького розового зонтика и приведением в порядок платья.
– До встречи, – сказал он, помахал рукой и величественно удалился.
Глава 16
Когда Луиза десятью минутами позже вошла в кабинет, граф что-то писал за столом. Он поднял голову и отбросил ручку.
– Наконец-то! Черт возьми, Маркем, где вас носило? Я уже давно послал лакея за вами!
– Я гулял. – В комнате было жарко. Луиза сняла сюртук и бросила его на кресло. – Что случилось?
– Я нашел их.
Куинси запрыгнул на сюртук, немного потоптался на нем и, наконец, лег с удовлетворенным вздохом. Он опустил голову на лапы и уставился на хозяйку с укором во взоре.
Луиза нахмурилась:
– Вы нашли их? Где?
Сомертон сложил написанное им письмо.
– Они в Италии. Элизабет уволила няню Филиппа в Милане, заметив, что та беременна. Не сомневаюсь, она решила, что ребенок мой. – Граф презрительно усмехнулся.
– Милорд!
– Мы немедленно возвращаемся в Лондон и уже там будем готовиться к поездке в Италию.
– К поездке?
Граф пристально взглянул на нее:
– Мы едем в Италию, Маркем. В последний раз их видели во Флоренции.
– А я… я еду с вами?
Лицо Сомертона застыло. На нем снова появилась маска, которую он надевал всякий раз, когда его обуревали эмоции.
– Что все это значит? Конечно, вы едете со мной, Маркем.
Луиза медленно покачала головой и заговорила, тщательно подбирая слова:
– Сэр, я не могу участвовать в этой экспедиции. Прошу вас оставить меня в Англии.
Бумага выпала из рук Сомертона и спланировала на стол.
– Это невозможно, Маркем. Вы мне нужны. Вы едете со мной.
– Не могу, сэр.
Граф стукнул кулаком по столу:
– Нет, можете. И должны.
– Вы не вправе требовать от меня этого! – Луиза гордо выпрямилась и призвала на помощь всю свою смелость. Она все еще была под впечатлением полученной от Олимпии информации и никак не могла согласовать ее с этим новым поворотом. Леди Сомертон в Италии. Она не может ехать в Италию. Что задумал Сомертон? Она боялась спросить об этом. И кроме того, в ее душе возродилась надежда. Как она может уехать в Италию, если в ней нуждается ее народ.
– Но почему нет? Вы – мой секретарь. И вы мне нужны. – На последних словах голос графа сорвался. Куинси поднял голову и слегка наклонил ее, прислушиваясь.
– Что вы хотите с ней сделать? – тихо спросила Луиза.
– С ней? Я ничего не собираюсь с ней делать! Только хочу выяснить, где она живет, и убедиться, что мой сын в безопасности. Видит бог, я хочу добраться до Пенхэллоу!
Пенхэллоу. Кузен Роналд.
Луиза сцепила руки за спиной.
– Не делайте этого, сэр. В конце концов, месть больнее всего бьет именно того, кто мстит.
Сомертон громко захохотал. Его глаза потемнели от гнева. Луиза всем существом чувствовала его отчаяние.
– А мне плевать! Я не боюсь пролить кровь. Пенхэллоу должен заплатить за все. Неужели вы думаете, Маркем, что я затеял все это ради нее? Из любви к ней? – Его голос был преисполнен едкого сарказма.
Граф стоял за столом – большой, сильный, злобно рычащий. Так рычит и огрызается раненый зверь, чтобы защититься. Луиза жадно всматривалась в его лицо. Нет, красивым его не назовешь. Это что-то другое, находящееся за гранью красоты, древнее и аскетическое, высеченное рукой язычника.
Он сказал, что она ему нужна.
Ее сердце билось медленными глухими ударами, отдававшимися в ушах.
– Тогда ради кого? – тихо спросила она.
Граф застыл. Только его широкая грудь ритмично поднималась и опускалась, быть может, слишком часто. Его глаза были черными как ночь.
– А как вы думаете? – наконец выговорил он.
– Ради себя. Ради мести, которой, как вы считаете, требует ваша честь.
Сомертон неторопливо обошел стол, приблизился к ней и остановился так близко, что она могла коснуться его рукой и разглядеть: глаза у него вовсе не черные, а темно-карие, как патока. Луиза забыла, что надо дышать. Она не могла ни отвести взгляд, ни отступить.
