Джорджетт Хейер - Великолепная Софи
— Я не смел надеяться, что ты будешь здесь сегодня. Спасибо тебе!
Она улыбнулась и слегка пожала его руку.
— Маме это не совсем понравилось, но она согласилась, что в данных обстоятельствах мне следует пойти. Мне едва ли стоит говорить, что я не буду танцевать.
— Рад слышать это; у меня теперь есть превосходный предлог последовать твоему примеру!
Казалось, ей это доставило удовольствие, но она сказала:
— Нет, нет, тебе не стоит так поступать, Чарльз! Я настаиваю на этом!
— Маркиза де Виллачанас! — объявил Дассет.
— Боже мой! — тихо воскликнул Чарльз.
Маркиза вошла в комнату, великолепная и экзотическая, в платье из золотистого атласа, небрежно украшенная рубиновыми и изумрудными брошами, цепочками и ожерельями. В ее волосы был вставлен очень высокий испанский гребень, а сверху была наброшена накидка; сильный аромат духов витал вокруг нее; а сзади по полу волочился очень длинный шлейф. Лорд Омберсли глубоко вздохнул и с неподдельным энтузиазмом отправился приветствовать такую достойную гостью.
Мистер Ривенхол забыл, что он не разговаривает со своей отвратительной кузиной, и сказал ей на ухо:
— Каким же образом тебе удалось подвигнуть ее на такое усилие?
Она рассмеялась.
— О, она в любом случае хотела провести несколько дней в Лондоне, так что мне надо было лишь заказать ей комнаты в Пултени-Отель, и поручить Пепите, ее горничной, послать ее сегодня вечером к нам.
— Меня удивляет даже то, что ее удалось заставить подумать о таком усилии!
— Ах, она знала, что я сама приеду за ней, если она не явится!
Прибывали новые гости; мистер Ривенхол отошел к родителям, чтобы помочь им принимать их; большая двойная гостиная стала заполняться, и уже несколько минут спустя после восьми Дассет смог объявить обед.
Гости, собравшиеся к обеду, могли наполнить гордостью любую хозяйку. Среди них было много представителей дипломатического корпуса и два кабинетных министра с женами. Леди Омберсли хотела бы набить свои гостиные знатью, но в силу того, что ее муж мало интересовался политикой, у нее не было доступа в правительственные круги. Но Софи, едва знакомая с высокородными, но ничем не выдающимися людьми, которые составляли большую часть изысканного общества, выросла в правительственных кругах и с того дня, как впервые уложила волосы и стала носить длинные юбки, развлекала знаменитых людей и состояла с ними в дружбе. Ее, или скорее сэра Гораса, знакомые преобладали за тетушкиным столом, но даже мисс Рекстон, ожидающая от нее знаков самонадеянности, не могла придраться к поведению Софи. Можно было бы ожидать, исходя из того, что она занималась всеми приготовлениями, что она будет неприлично выставлять себя, но Софи, напротив, ушла в тень, не встречала гостей на верху лестницы и за столом вела разговор, причем очень корректно, лишь с джентльменом, сидящим возле нее. Мисс Рекстон, которая наградила ее званием сорванца, была вынуждена признать, что поведение Софи в обществе было выше критики.
Бал начался в десять часов в огромном зале в задней части дома, построенном специально для этих целей. Зал освещали сотни свечей в хрустальной люстре, свисавшей с потолка. А поскольку три дня назад она была освобождена от холщового чехла и два лакея с мальчиком из буфетной начистили ее, она сверкала как россыпь гигантских бриллиантов. В каждом углу комнаты стояло по напольной вазе с цветами, и, не считаясь с расходами (как едко заметил мистер Ривенхол), был нанят превосходный оркестр.
Огромную комнату вскоре так заполнили элегантные люди, что было ясно, — торжество получило окончательное одобрение. Ни одна хозяйка не могла желать большего. Бал начался с народного танца, в котором, по обычаю мистер Ривенхол стоял с кузиной. Он выполнял свою партию тщательно, она грациозно, а мисс Рекстон, сидящая на стуле у стены, снисходительно улыбалась им обоим. Мистер Фонхоуп, самый красивый танцор, был в паре с Сесилией, что очень беспокоило мистера Ривенхола. Он думал, что Сесилия оставила первый танец для какого-нибудь более высокого гостя. Ему не доставляло удовольствия слышать, как многие отзывались о грации и красоте этой привлекательной пары. Нигде мистер Фонхоуп так не блистал, как в бальном зале, и счастлива была дама, танцующая с ним. Завистливые глаза провожали Сесилию, и не одна темноволосая красавица жалела, что не может изменить цвет своих волос в угоду ему, ибо мистер Фонхоуп, сам белокурый как ангел, безусловно предпочитал золотистые волосы черным. Лорд Бромфорд прибыл одним из первых, но из-за приверженности Чарльза долгу не смог получить руку Софи на первый танец, а так как за народным танцем последовал вальс, прошло некоторое время, прежде чем он смог приблизиться к ней. Во время вальса, наблюдая за танцующими, он постепенно оказался возле мисс Рекстон и принялся развлекать ее, излагая ей свои мысли о вальсе. В какой-то мере она соглашалась с ним, но высказалась более сдержанно, заметив, что, хотя она сама и не вальсирует, этот танец не может вызвать нареканий, если его разрешили на балах у Ольмака.
— Я не видел, чтобы его танцевали в Правительственном доме, — сказал лорд Бромфорд.
Мисс Рекстон, которой нравилось читать книги о путешествиях, произнесла:
— Ямайка! Как я вам завидую, сэр, вашей жизни на этом интересном острове! Мне кажется, это одно из самых романтических мест в мире.
Лорд Бромфорд, далекий от романтики, ответил, что да, это так, и продолжал описывать лечебные свойства весны на Ямайке и многообразие сортов мрамора, которое находят там в горах. Мисс Рекстон выслушала это все с интересом и позднее сказала мистеру Ривенхолу, что, по ее мнению, его светлость очень образован.
В середине вечера Софи, задыхаясь от энергичного вальса с мистером Вичболдом, стояла у стены, обмахиваясь веером и наблюдая за кружащимися парами, пока ее партнер отправился за стаканом прохладительного лимонада для нее. Внезапно к ней подошел человек приятной наружности и, открыто улыбаясь, сказал:
— Мой друг, майор Квинтон, обещал, что представит меня Великолепной Софи. Но этот проклятый малый танцует один тур за другим и не вспоминает обо мне! Здравствуйте, мисс Стэнтон-Лейси! Вы простите мне мою неофициальность, не так ли? Правда, у меня нет здесь занятия, так как меня не пригласили, но Чарльз уверил меня, что если бы не считали, что я до сих пор не встаю после болезни, мне бы непременно послали приглашение.
Она оценивающе взглянула на него в своей открытой манере. То, что она увидела, понравилось ей. Это был мужчина тридцати с небольшим лет, нельзя сказать, что красивой, но приятной наружности, с замечательными смешливыми серыми глазами. Он был выше среднего роста, широкоплеч и длинноног.
