Жюльетта Бенцони - Талисман Карла Смелого
– Конечно! Добавьте еще: когда речь идет о вас, таком древнем, историческом монументе!.. Что же мне, сгореть от любопытства, что ли? И ей тоже? – произнесла маркиза, взглянув на неожиданно оживившуюся План-Крепен.
– Адальбер совершенно прав, – подхватил Альдо. – Мориц человек по натуре застенчивый, а с вами он едва знаком. При этом он человек страстей. Я за ним знаю две: он страстно любил свою жену, и ее трагическая гибель осталась для него незаживающей раной. Вторая страсть – его коллекция. Я убежден, что мы будем говорить о делах. Поэтому, с вашего разрешения, – продолжал, он, отвесив театральный поклон и улыбнувшись, – мы отправимся в отель и разделим хлеб-соль с банкиром, после чего, не сомневаюсь, он пригласит вас на завтрак или ужин. А мы во всех подробностях расскажем вам о нашей трапезе.
На этот раз Альдо получил ответную улыбку.
– Подойди и поцелуй меня! Иной раз я всерьез думаю, что ты меня знаешь лучше, чем я сама себя знаю. Намного лучше. И, быть может, мне надо быть с тобой осторожнее!..
* * *Войдя в отель "Риц", Альдо невольно спросил себя, уж не заболел ли его тесть манией величия, это он-то, который после трагической гибели жены жил всегда сдержанно и скромно? Мориц Кледерман ждал своих гостей не в одном из двух баров "Рица", а в салоне "Психея", освещенном великолепной хрустальной люстрой. В этом салоне спокойно разместились бы двенадцать человек, банкир распорядился здесь накрыть стол для троих. В огромном камине потрескивал огонь, с каминной полки надменно взирала мраморная Мария-Антуанетта. Еще более неожиданной была искренняя радость, с какой встретил своих гостей обычно сдержанный и застегнутый на все пуговицы банкир.
– Вы решили выбрать самый большой зал? – иронически поинтересовался Альдо, не спеша обходя гостиную, которая была хорошо ему знакома. – Здесь можно было бы найти помещение и поменьше.
– Я знаю это не хуже вас. Но то, что я хочу сообщить вам, требует особых условий. Расстояние, которое будет отделять нас от стен и от дверей, должно оградить нас от стороннего любопытства.
– Но вы знаете не хуже нас, что персонал этой гостиницы вне подозрений, – с невольной улыбкой произнес Адальбер.
– И почему в таком случае вы не дали мне лишней минуты, чтобы я пригласил вас к тетушке Амели? Она сочла за обиду, что вы не приехали прямо к ней, – подхватил Альдо.
– Я с удовольствием навещу ее завтра, если она будет так добра и примет меня. Но сейчас я предпочитаю, чтобы мы остались наедине. При дамах не говорят о делах. Но сначала выпьем по стаканчику и согласуем меню.
Впрочем, меню уже было согласовано. Великолепное и необсуждаемое. Оливье Дабеска, король всех метрдотелей, всегда предлагал своим избранным клиентам особые блюда. На этот раз он собирался угостить их суфле "Ампир" из камбалы, тарталетками с шейками креветок вместе с вином "Мерсо Гут д’Ор" 1915 года, а затем бекасами с картофелем и "Шамбертеном Гран Крю" 1906 года. С десертом он собирался определиться позже, в соответствии со вкусами и аппетитом гостей. С этими словами Оливье склонил тонкий элегантный стан, предупредил с любезной улыбкой на лице римского императора, что будет стучаться в дверь перед каждым появлением, и исчез.
– Вот оно – истинное совершенство, – с удовлетворением вздохнул Кледерман, поднимая рюмку "Шерри Карта Оро Вьехо", поданного в качестве аперитива. – А потом поговорим.
– Скажите же нам, что случилось, Мориц? – заговорил Альдо, молчавший на протяжении всей церемонии ознакомления с меню и обменявшийся лишь несколькими словами с Оливье, которого хорошо знал. Надо сказать, что портвейн Альдо не любил. – Вы принимаете нас, словно шейхов с берегов Персидского залива или ваших коллег-коллекционеров, которых нужно хорошенько умаслить, прежде чем предложить им обмен или сделку!
– А разве вы не коллекционер, Альдо? И даже двойной, поскольку вы мой наследник.
– Помилосердствуйте, Мориц! Что за разговоры! Вы в прекрасной форме, и радоваться больше меня вашей молодости может только Лиза. Скажите нам скорее, по какому поводу мы так роскошно пируем?
– Сейчас скажу! Начну с того, что после вашего неожиданного приезда из Грансона я, не переставая, думал о "Трех братьях". Эта странная история меня буквально преследовала. По вашему собственному свидетельству выходило, что семейка гораздо обширнее, и во времена Карла Смелого рубинов было не трое, а шестеро. А может, больше? Кто знает? Я смотрел и пересматривал всевозможные документы и свидетельства, касающиеся сокровищ Карла и их дальнейших судеб, но нигде не нашел даже намека на существование других рубинов!
– К сожалению, ничем не могу вам помочь. Я тоже рылся и тоже ничего не нашел. В списке сокровищ, доставшихся швейцарцам, они не упоминаются.
– В списке не упоминаются, но в реальности существуют. Один из них у вас, другой похищен у старой дамы, убитой в церкви, третий, как вы сами сказали, прячется за шоколадными бастионами. Дорогой мой Альдо, я принял решение достать для своей коллекции все эти три рубина! И подумал: а почему они обязательно должны были быть вместе с Карлом в Грансоне? В конце концов, никем не доказано, что Карл возил по опасным дорогам войны все свои сокровища. Интересно, каков же был его маршрут после несчастной битвы, которая все-таки не была в его жизни последней?
– Неужели не знаете? Право, я удивлен, – сказал Альдо, которому совсем не понравилось, что тесть уже счел камень, полученный в Грансоне, частью своей коллекции.
Пусть даже тесть сделал его в завещании наследником своего сказочного собрания драгоценностей, но сколько еще событий могло произойти до той фатальной неизбежности, о которой Альдо не мог без ужаса и подумать.
– Пробелы в образовании, признаюсь, – отозвался Мориц, – но, честно говоря, я рассчитывал на вас, зная, что вы не упустите ни единой мелочи, когда речь идет о драгоценности такого масштаба. Я не ошибся?
– Конечно, нет. – Альдо достал из бумажника два сложенных листочка бумаги и развернул их. – Сегодня утром, желая освежить память, я заглянул в Национальную библиотеку и перелистал одну книжицу, как раз о последних месяцах жизни Карла. Сейчас переведу то, что записал. Почерк, к сожалению, у меня ужасный.
– Мы сыты-пресыты предисловиями, – пробурчал Адальбер. – Читай, что ты там нацарапал.
– Итак, перевожу: 2 марта 1476 года, после того как армия Карла ударилась в бегство по окончании битвы со швейцарцами под Грансоном, Карл укрылся в Нозеруа. Там с ним случилась нервная болезнь, которая очень обеспокоила его окружение. Но он с ней быстро справился. И уже 14 марта снова стоял лагерем, но под Лозанной, собирая войска, которыми мог бы располагать. В последние дни марта в этот лагерь к нему приехала Иоланда Савойская, его союзница и друг. Она откликнулась на его просьбу и привела с собой свежие войска, за которые в качестве залога он дал ей "немало драгоценных камней". Стало быть, он вовсе не все потерял. Карл принял также протонотария Гесслера и папского легата монсеньора Нанни, с которыми договорился выдать свою единственную дочь девятнадцати лет, очаровательную Марию, замуж за Максимилиана Австрийского, сына императора. И одновременно с этим Карл срочно готовился к военным действиям...
