Жан-Мишель Тибо - Избранница богов
Он протянул руку, желая схватить и сжать город, реку, горизонт. Весь мир принадлежал ему.
– Да позволят мне боги достигнуть трех целей человеческой жизни, – дхармы, артхи и камы![40] – воскликнул он.
Странно было слышать такие слова из уст принца. Обладатель несметных богатств, любитель чувственных наслаждений, он являлся полной противоположностью тем, кого принято называть людьми добродетельными и богобоязненными. Он отказался вступать в брак, рискуя тем самым потерять уважение не только соседей-правителей, но и собственного народа, ибо безбрачие шло вразрез с религиозными предписаниями и всячески порицалось. Он ответил отказом на все предложения заключить династический брак. Конечно, люди поговаривали о том, что у него имеется несколько внебрачных отпрысков, но эти непризнанные дети в расчет не принимались. Он решил, что его род умрет вместе с ним. Когда придет время, он сделает соответствующие распоряжения относительно наследства. Но до этого еще далеко. Могуществом с ним могут сравниться только боги.
Ранга распрямил ноги, встал и дошел до низкой стенки, за которой начинались плоские крыши. Наклонившись, он какое-то время с удовольствием наблюдал за весельем народа на улице. Внизу раскрашенные красной краской последователи Кришны танцевали, били в барабаны и играли на флейтах, разбрызгивая вокруг себя окрашенную в красный же цвет воду. На повозке, запряженной буйволами, ехало деревянное синее изваяние Кришны, окруженное статуэтками гопи – «девушек-пастушек», его спутниц и возлюбленных.
Ранга представил себя в окружении юных гопи, влюбленных и сладострастных, отдающих ему свое тело и душу без остатка. Частично ему удалось реализовать эту эротическую мечту. Ощутив внезапный прилив желания, он вернулся в комнату для развлечений, где служанки готовили пали – сладости, которые сегодня вечером сгорят в праздничном огне. Удовлетворенный их рвением, он направился в музыкальную комнату в сопровождении своего камергера – пронырливого дородного мужчины, готового исполнить малейшее его желание.
– Пусть танцовщицы и куртизанки подготовятся и придут меня развлечь! – бросил Ранга.
– Это все, ваше высочество?
– Да, все. И девственницы, живущие во дворце недавно, пусть тоже придут воздать почести Кришне и Каме.
Камергер никогда не прекословил господину. И никогда не задавал вопросов. Он бросился искать своих помощников. Ранга, когда на него снисходила уверенность в том, что он – бог, бывал очень жесток.
Вот уже три недели Амия жила в расположенной рядом с храмом пристройке к дворцу. Это пространство являлось своего рода границей между духовным и светским мирами. Обитатели его были многочисленны. Амия не имела права ни преступать границ этого пространства, ни даже разговаривать с кем бы то ни было из «мирян». Евнухи и охранники бдительно следили за тем, чтобы девственницы ни с кем не общались. Девочек было двенадцать, они по трое жили в смежных комнатах без удобств. Им дозволялось разговаривать друг с другом до и после изнурительных занятий, проводимых гуру храма.
Амия замкнулась, стала молчаливой. Она редко обращалась к другим девочкам, посвящая все свое время горьким раздумьям о том, какие пути привели ее в этот наполненный светом дворец. Три-Глаза привезла ее сюда, как вещь, и передала с рук на руки гуру, служившему Шиве и принцу Ранге. Старуха успела дать ей ряд рекомендаций, пообещав, что скоро вернется, а потом украдкой вышла из храма, оставив свою дрожащую подопечную одну.
«Она предала меня, – думала Амия. – А ведь говорила, что будет мне второй матерью…»
Много дней и ночей прошло с момента их расставания. Нельзя сказать, чтобы Амии было на что жаловаться. Ее одели как девочку из касты выше той, в которой она родилась. Евнух, присматривавший за их группой, заботился о здоровье девочек и обеспечивал приемлемые условия жизни. Он весьма щепетильно следил за тем, чтобы подопечные были аккуратными и чистоплотными, и не допускал ни малейшего нарушения правил. Если же кто-то из подопечных отказывался выполнять его требования, он заставлял делать это с помощью ударов прутом по мягкому месту. До сегодняшнего вечера Амия ни разу не дала повода для наказания. Предусмотрительная Три-Глаза подготовила ее как следует.
Амия встала со своей циновки. В соседней комнате, общей для всех девственниц, было что почитать, а кроме того все необходимое для занятий вышивкой, куски металла для шлифовки, шахматные доски, предметы, которые используются для демонстрации фокусов и еще множество разных вещей, которые нужны для совершенствования шестидесяти четырех искусств – для тех, кто мечтал стать великой куртизанкой. Но Амия не желала меряться талантами с другими девочками.
Она направилась в тот угол, где сгрудились, толкаясь, младшие девочки и девочки-подростки.
– Моя очередь!
– Нет, моя!
– Уйди отсюда, ябеда!
– Чтоб Кали сожрала твою печенку!
Они сражались за крохотное пространство.
– Пришла полюбоваться своими бутонами? – спросила у Амии девочка с хитрым невзрачным лицом.
Амия не ответила на оскорбление. Три-Глаз а обучила ее паре трюков, которые могли помочь выйти из неприятной ситуации. Двумя пальцами Амия резко ударила нахальную девчонку в грудь. У той перехватило дыхание, и она упала на колени, кашляя и плюясь. Амия улыбнулась. На какое-то время зеркало принадлежало ей одной. Другие девственницы не осмелились претендовать на это место. Они удовольствовались тихими замечаниями о том, что бывает, когда демоны вселяются в людские тела.
Амия внимательно смотрела на свое отражение. Бледнее, чем обычно, но не похудела… Внезапно она нахмурилась. Должно быть, с этим зеркалом что-то не так: на уровне груди стали заметны две маленькие выпуклости. На этих местах ее короткая обтягивающая кофточка, оставлявшая открытым живот, слегка вздулась.
Амии не хотелось стать объектом всеобщих насмешек, поэтому она предпочла вернуться в свою комнату. К счастью, там никого не оказалось. Она тотчас же обследовала свою грудь, пробежала по ней пальцами. Краска прилила к лицу девочки.
У нее растет грудь…
По утрам, стоило взойти солнцу, евнух приводил их в ту часть храма, где находились гуру. У каждого гуру был здесь свой уголок. По приходе они приветствовали Всемогущего Шиву, сложив ладони над головой, потом своего гуру – сложив ладони перед лбом, и, наконец, воображаемую публику – сложив ладони перед грудью. После ритуального приветствия гуру брал в руку посох, которым отбивал ритм, и начиналось занятие.
Гуру поднял посох, но не ударил им о землю. Он окинул взглядом своих учениц, затем сказал:
