Селеста Шабрильян - Грабители золота
Мелида подписала письмо и запечатала его. Она решилась довериться Жоанну, чтобы тот отнес его на почту.
С того дня, как Жоанн стал вхож в семью доктора, ни один посторонний, за исключением Тома, не нарушал ее уединенного существования.
Мелида познакомилась с Жоанном совсем недавно, но общность переживаний быстро порождает симпатию между людьми, и молодая девушка, не колеблясь, решила попросить его об этой услуге.
Вечером, когда она осталась с ним после ужина на несколько минут, она протянула ему исхудавшую руку и сказала, посмотрев в зеркало:
– Думаю, что приближается момент моей смерти, г-н Жоанн.
Тот взглянул на нее, открыл было рот, чтобы возразить, но храбрость изменила ему.
– Я не боюсь, – сказала Мелида с меланхолической улыбкой, – не пытайтесь меня утешать или успокаивать – я призываю смерть. Говорю я с вами так потому, что хочу просить вас об услуге. Я написала письмо в Англию… Я не хочу, чтобы он меня подозревал.
Румянец озарил ее бледные щеки, она опустила голову и из-под век выкатились две крупные слезы. За вспышкой этого волнения последовала мертвенная бледность.
Никто не говорил Жоанну о тайне, придавившей эту семью, но он отчасти угадал ее в тот день, когда Мелида в его присутствии упала в обморок.
Мелида продолжала:
– Несколько дней назад я сказала отцу, что хочу написать письмо Вильяму. Он пытался меня отговорить, повторяя, что с нас и так достаточно страданий. Отец, может быть, и прав, но я знаю, что Вильям меня ждет и хочу вернуть ему его слово. Я… я не хотела бы, чтобы он меня презирал, когда я умру.
Жоанн сделал движение. Молодая девушка приложила палец к губам.
– Не надо отвлекать меня от этой иллюзии, она моя единственная надежда. Мои близкие уже не плачут, они понимают, что я рада умереть. Я написала Вильяму длинное прощальное письмо. Обещайте, что сами отнесете его на почту и никому не скажете. Эта первая ложь, которую я вынуждена сделать отцу, будет и последней. Увидите, Жоанн, никто лучше меня не расскажет Вильяму, как я страдаю. Я хочу, чтобы узнав все от меня, он пожалел свою бедную невесту и оплакал.
Жоанн был настолько взволнован, что едва мог говорить. Но, чувствуя, что более долгое молчание расценят, как отказ, он сделал над собой усилие и обещал Мелиде исполнить то, что она просит.
В этот момент с небольшим промежутком послышались два пушечных выстрела.
– На рейд входит судно, – сказал Жоанн. – Завтра те, кто не простился подобно нам с мечтой о счастье, получат известия от тех, кого они любят.
– Завтра вы отнесете мое письмо на почту, – попросила Мелида.
Жоанн взял письмо.
Мелида простилась с ним, затем, цепляясь за мебель, дошла до двери и, опираясь на стены, возвратилась в свою комнату, где она закрылась, чтобы поплакать без помех.
13
Письменная почта
Как и предвидел Том, морской прилив не замедлил достичь Макса, который был распростерт на песке. Однако он только находился в обмороке. Холодная вода привела его в чувство. Извиваясь, как змея, он боролся с нахлынувшими потоками, грозившими затопить его. Наконец, опираясь на руки и сделав отчаянное усилие, он поднялся. Инстинкт самосохранения быстро вернул ему память. Бросив вокруг смятенный взгляд, он убедился, что берег был пустынным.
– Ну, я не стану дожидаться, как дурак, чтобы пришли меня арестовать, – пробормотал Макс. – Пойду к коляске – там находится мое состояние.
Он выпрямился, бледный, как призрак, покинул берег моря и поплелся в кустарник. Ветер, шевелящий листву деревьев, заставлял его вздрагивать, он испуганно озирался. Лакей ждал его с коляской на условленном месте.
Макс дал ему крупную сумму денег, взяв с него слово, что тот не появится больше в этой местности.
Преступник спешил остаться один. Захватив саквояж со своим состоянием и кое-какими вещами, он углубился в лес, который опоясывает всю эту часть Австралии.
Первым его намерением было удалиться как можно дальше отсюда, чтобы никогда не возвращаться в селение, где все грозило ему опасностью. Однако невидимая рука судьбы, которая руководит человеком и зачастую противодействует его воле, удержала Макса. Страсть к Мелиде, желание остаться близ места, где она живет, ослепили его и заставили забыть об осторожности. Он тешил себя различными иллюзиями и приводил всевозможные доводы, чтобы оправдать перед самим собой сердечную слабость. Этот несгибаемый человек вел себя, как ребенок.
– Что я должен делать? Куда мне направиться? – бормотал он. – Разве самые многолюдные места не будут самыми надежными? Если я немного замаскируюсь, то окажусь в большей безопасности в Мельбурне, чем где-либо еще.
Какой-то голос нашептывал ему: «Берегись следовать этой мысли, она тебя погубит!» Но им владела страсть более сильная, чем разум.
Весь день он провел в лесу, а когда настал вечер, направился в Мельбурн, куда вошел через Ричмонд.
Макс снял маленькую комнатку в скромном доме, сбрил бороду, изменил прическу и облачился в простой костюм рабочего. Он поклялся выходить на улицу как можно реже.
Несколько дней он провел в своем новом пристанище, залечивая ушибы, скрываясь от всех глаз и избегая контактов с людьми. Один, наедине со своими мыслями, он стал жертвой всяческих ужасов и тревог. Страшные терзания начались для него, он впал в глубочайшее уныние, он стремился увидеть Мелиду, чтобы вновь завладеть ею и убить. Часто воспоминание об унижении, которому он подвергся, потерпев поражение в борьбе с Томом, грызло его сердце. Он хотел убить Мелиду и отомстить Тому, отнявшему у него его жертву.
Скоро одиночество стало непереносимым для него. Немного успокоенный тишиной, царившей вокруг него, и тем, что прошло некоторое время, он осмелился выйти поздно вечером и дошел даже до Сент-Килды.
Теперь часто по вечерам, скрываясь в темноте за углом соседнего дома, он проводил целые часы, глядя в окно Мелиды.
Однажды вечером он не увидел больше света в окнах. Домик был пуст. Семья доктора переехала.
Макс в отчаянии вернулся к себе.
Если бы он посмел, то пустился бы на поиски, собирал бы сведения о семье Ивенсов, но его удерживал страх. Однажды, возвращаясь вечером на свою квартиру, он почувствовал, что за ним следует какая-то тень. На другой день, когда он смотрел на улицу, прячась за занавесками, он вообразил, что полисмен на углу поглядывает в его сторону с особенным вниманием. Он был вынужден приговорить себя к полному секвестру.
Лишенный единственного средства, могущего отвлечь его от тягостных мыслей, Макс ослабил железные пружины души. В нем как бы произошел переворот. Впервые за всю свою жизнь он завидовал счастью честных людей. Следя глазами за двумя детьми, игравшими на улице, он с удивлением почувствовал, что растрогался. Он стал думать о своем детстве и ощутил как бы освежающее дыхание воспоминаний, долгое время не всплывавших в его памяти.
