Хелен Хамфриз - Путешествие безумцев
Кошелек, расшитый стеклярусом, кусок красного сургуча, крышка от карманной фляжки.
Часы разные – пять штук.
Список прочих находок, обнаруженных нами в том же месте с координатами 69°0843" северной широты, 99°2442" западной долготы 30 мая 1859 года и оставленных нами на месте.
Большая корабельная шлюпка длиной 28 футов, шириной 7 футов 3 дюйма, глубиной 2 фута 4 дюйма.
Четыре пачки морского шоколада.
Ящик с полным комплектом сапожного инструмента.
Брезентовые сапоги и башмаки – семь или восемь пар, один непромокаемый плащ.
Полотенца, банная губка, зубная щетка, гребень.
Кусок ткани от паруса шлюпки № 8, трос от гарпуна с желтой маркировкой, мерный линь с красной маркировкой.
Большое количество разной одежды.
Мадонна земная
Руки Энни натолкнули Изабель на очередную идею. Эти руки, красные и потрескавшиеся от постоянной и грубой работы, так мало соответствовали ее нежному лицу с тонкими чертами. В хорошем платье она вполне сошла бы за девушку из благородной семьи. Если бы ее не выдавали руки, как выдавали они самое Изабель, когда она все-таки появлялась в обществе и вынуждена была прикрывать их или прятать.
По рукам Энни можно было прочитать всю историю ее трудовой жизни, как открытую книгу. Если Изабель старается показать внутреннюю сущность своей модели, то как же тогда пренебрегать руками? Ведь страдание только подчеркивает красоту.
Изабель поднесла к окну свои почерневшие пальцы – и на них словно была летопись всей ее работы: каждый обработанный негатив оставил на них свою черную отметину. А то, что она делала, это и есть она сама.
– Мадонна, мэм? – от неожиданности Энни откинулась назад, выпустив половую тряпку.
Стоя на коленях, она драила ступени парадной лестницы, когда Изабель ошарашила ее своей новой идеей. Энни задумчиво смахнула случайный локон со лба.
Изабель присела рядом с Энни и взяла ее за руку.
Она была простой женщиной, как и ты, – убедительно произнесла Изабель, внимательно между делом разглядывая руку Энни, стараясь не пропустить ни одной трещинки, царапины или мозоли.
– Я так не думаю, мэм.
– Ты все это знаешь? – Изабель посмотрела Энни в глаза.
– Да, мэм. – Энни было приятно, что Изабель держит ее руку в своей, теплой и мягкой. – Именно это я знаю очень даже хорошо.
– Так вот, она была простой трудовой женщиной, – повторила Изабель, все еще думая, что девушка смутно представляет, кто такая Мадонна.
Энни недоверчиво посмотрела ни Изабель.
– Мэм, – сказала она серьезно, – она была матерью нашего Господа.
Она сделала ударение на последнем слове, словно опираясь на что-то твердое и надежное.
– Но она же не сразу ею стала, – возразила Изабель, – а вначале она была простой женщиной, которая зарабатывала на жизнь трудом своих рук.
– Не знаю, что вам сказать, мэм, – ответила Энни.
Новая идея Изабель показалась ей неправильной. Ничто и никто не заставил бы ее поминать имя Господне всуе. А изображение? Пристойно ли вообще делать такое изображение?
Пока Изабель сидела на корточках, дожидаясь ответа, у нее затекли ноги.
– Пожалуйста, Энни, – тихо попросила Изабель, поняв, что кое в чем Энни может оказаться такой же непреклонной, как эти каменные ступени, – поверь мне!
«Она испугалась!» – подумала Энни и снова уселась, все еще сжимая половую тряпку. Нет, это больше похоже на грусть. Изабель так долго изучала лицо Энни в разных ракурсах и при разных душевных состояниях, что теперь должна читать его яснее, чем книгу, с точностью до малейшего оттенка чувства. Как бы Энни хотела сейчас точно так же читать лицо Изабель! Но увы, она не владела этим искусством. От растерянности Энни покраснела.
– Мэм, – наконец сказала она, чтобы выиграть время и разобраться, что ей следует и чего не следует говорить в этой ситуации, – я не уверена, что вы достаточно хорошо понимаете Священную историю.
Изабель не рассердилась, казалось, наоборот, ей стало легче.
– Вот и хорошо, – ответила она. – Вот ты и объяснишь мне, пока будешь позировать.
– Мадонна? – спросил Эльдон, оторвавшись от своих сокровенных мыслей о море. – Но ты ведь не веришь в бога.
– Дело не в вере, – раздраженно ответила Изабель. – Это же художественный подход! Мадонна – это символ.
– Религиозный символ, – не согласился с ней Эльдон. – Я думал, мы с тобой едины во взглядах на теорию Дарвина. Помню твое восхищение! Неужели ты опять поддалась обаянию этого всезнайки Хилла?
– Все, что я пытаюсь сделать, – сказала Изабель, – это выразить больше, чем предполагает обычная трактовка персонажа.
– Тогда почему именно Мадонна?
– Я вижу ее как простую женщину накануне того, как ей будет предназначено стать матерью Спасителя. Трудовую женщину.
– Трудовую?
– Обыкновенную, – ответила Изабель, уже раскаиваясь, что затеяла с ним этот разговор, обнаружив самые сокровенные свои мысли, которые лучше было бы держать при себе.
Эльдон скрестил руки на груди, словно защищался.
– А что ты вообще знаешь о простых людях, Изабель? – спросил он насмешливо.
– Я знаю Энни Фелан.
– И с какой же стороны?
– Как свою… – тут Изабель хотела сказать «модель», но вместо этого сказала: – Как свою горничную.
Скрытая, но уже очевидная для него подоплека – зарождающиеся особые отношения хозяйки и ее горничной – покоробила Эльдона. Он искренне верил в теорию Дарвина, которого считал своим близким другом и даже называл его по имени – Чарлз. Верил в постепенное, медленное превращение амебы и медузы в человекообразную обезьяну и далее в прямоходящее существо. И при всем при этом ничто не мешало ему верить, что Энни могла бы быть прекрасной Мадонной. В идее божьей воли, возникновения всего из ничего для него было что-то непреодолимо привлекательное. Вспышка Света – и Ева выскакивает из ребра Адама. Взмах руки – и море расступается надвое, открывая широкий проход. Насколько это проще и эффектнее, чем длинные, нудные научные объяснения! Ты только верь – и все невозможное становится возможным. Живая женщина превращается в глыбу соли, люди возносятся на небо, как птицы.
– Тебе не нужно моего одобрения, Изабель, – сказал он. – Ты ведь все равно поступаешь по-своему.
Взгляд Изабель заметался по стенам, потолку, обстановке.
– Эльдон, – ответила она, – я пришла не за твоим одобрением.
– Тогда в чем же дело? – спросил он. Мысль об Энни в образе Мадонны вызвала у него прилив ревности. В качестве члена его экспедиции она была ему гораздо ближе. Изабель не права во всем, что касалось ее горничной: кто она есть и кем бы она могла быть.
