Джулия Лонг - Красавица и шпион

Ему стало тепло от невольного восхищения, даже захотелось поаплодировать. Отлично, мисс Мейкпис, ничто не потеряно, если вы все еще способны флиртовать!

– А я и не сомневаюсь, что представляете, – заверил ее он. – По крайней мере, брошенный вами камень.

Она слабо улыбнулась, шмыгнула носом и с достоинством высморкалась. Они еще некоторое время молчали и смотрели, как в проникающих сквозь ветви солнечных лучах танцуют пылинки. Какая-то белка уже давно сердито цвиркала над их головами и, должно быть, грозила маленьким кулачком.

– Я дала ему пощечину, – шепотом призналась Сюзанна. По голосу он понял, что она смущена и взволнована.

– Сильно? – спросил он негромко.

– Боюсь, что да.

– Прекрасно. Значит, у него не осталось сомнений по поводу того, как вы отнеслись к его предложению.

– Нет, – печально ответила она. – Сомнений у него не осталось.

Она снова замолчала, Кит тоже молчал. Странно, какой мирной бывает атмосфера после выплаканных слез. Сюзанна все разглаживала на колене измятый платок.

– А вы были когда-нибудь влюблены? – спросила она тихо.

Он едва не рассмеялся. Вот это уже чисто по-женски! Кит хотел ответить шуткой, но, когда взглянул на ее мокрые щеки и еще блестевшие от слез глаза, все понял. Сюзанна хотела узнать, известно ли ему, что такое разбитое сердце. Он глубоко вдохнул, выдохнул. Ну, так и быть.

– Да, – ответил он мягко. Сюзанна взглянула на Кита, и ей показалось, что перед ней совсем другой человек. Ей было тяжело смотреть на него, и она поспешно отвела взгляд.

– Вы любите Дугласа? – спросил он неожиданно для самого себя. Он давно уже изучал эту юную особу, дразнил ее, чтобы узнать ближе, – отчасти для собственного развлечения. И к своему немалому удивлению и смущению, обнаружил в ней множество качеств, о которых и не подозревал раньше.

Но он никогда не задумывался над тем, что у нее в сердце.

– Да, – сказала она тихо. – Любила. Думала, что люблю. Что, в общем-то, одно и то же, не так ли?

– Наверное, так, – ответил он тоже тихо. И подумал об этом бедном клоуне, которого только что наградили пощечиной и отправили восвояси, об этом юнце, который надеялся решить свою проблему, поселив Сюзанну в Лондоне и время от времени навещая ее. Словно ручного попугая.

Ветка, которую Кит все еще держал в пальцах, внезапно сломалась.

Он бросил ее на землю, подыскивая слова, которые могли бы поддержать девушку. Видит Бог, он никогда не был силен в дипломатии и утешительных банальностях. Он мог говорить только о том, что сам считал правильным для себя.

– Представляю, как вам сейчас трудно, Сюзанна... – начал он неуверенно, – но постарайтесь не думать слишком плохо о Дугласе, если сможете. Молодые люди часто зависят от родителей и общества. Думаю, он хотел сделать так, чтобы вам обоим было хорошо. И всю жизнь будет жалеть о том, что потерял вас.

Она подняла голову и остановила на нем оценивающий взгляд. Он позволил ей сделать это, не моргая, погрузившись в многоцветье ее необыкновенных глаз. Они напоминали лесное озеро на рассвете, которое в первых лучах солнца переливается золотым и зеленым. От слез ее каштановые ресницы слиплись в маленькие пики. Он с трудом удержался, чтобы не промокнуть их пальцами и потом попробовать на вкус ее слезы. Чтобы не провести тыльной стороной прохладной ладони по ее воспаленным щекам. Это желание казалось Киту вполне естественным.

Где-то внутри Кит вдруг ощутил боль, сладкую и древнюю как мир.

И он подумал: «А ведь она права, в ней действительно таится опасность».

– Кто такая Каро? – вдруг спросила Сюзанна.

Черт! Он посмотрел на нее прищурившись, а она самодовольно улыбнулась, поскольку застала его врасплох.

– Хотите знать, что в этом самое плохое? – спросила она и глубоко вздохнула. – Когда Дуглас появился здесь утром, я подумала: наконец-то у меня снова кто-то есть. Моя прежняя жизнь вернется ко мне! И у меня будет семья. Ведь мои платья – это все, что мне осталось от прежней жизни. Только поэтому я пригрозила швырнуть вазу в человека, который их уносил.

– Они у вас просто роскошные, – мягко заверил ее Кит.

Сюзанна улыбнулась и покачала головой точно также, как это делал он, когда девушка появлялась по утрам принаряженная.

– Да, – согласилась Сюзанна объективности ради. – В общем, когда Дуглас приехал сегодня, я решила, что он собирается сделать мне предложение и у меня наконец-то появится семья. Потому что несколько дней назад тетушка сообщила мне, что мой отец на самом деле не был моим отцом.

– Джеймс не был вашим отцом? – ошеломленно переспросил Кит.

– Нет. Я спросила у нее, от кого я унаследовала талант к рисованию, как вы посоветовали. А тетушка, короче говоря, тетя Франсис знает только то, что однажды мой отец... Джеймс уехал, а когда вернулся, то привез с собой маленькую девочку – меня! Он никогда никому ничего не объяснял и никогда не был женат, насколько известно его родне. Как видите, я понятия не имею, кто я такая. У меня вообще нет родни. – Она печально усмехнулась.

– Сюзанна, вы знаете название города, откуда отец вас привез?

– Горриндж. Он назван так в честь герцога, который искал...

– ...рифму к слову «апельсин».

Сюзанна с удивлением взглянула на него. Лицо Кита оставалось невозмутимым. Он поднял глаза. Эти листья дуба, пронизанные светом, очень похожи на кусочки разрозненной мозаики. Все, что у него было, это набор фактов и совпадений, которые никак не соединялись вместе. Между ними тут и там зияли бреши. Рядом с ним сидела девушка, потерявшая все на свете – причем дважды. Джеймс был ей неродным отцом, и его убили после того, как он рассказал Киту о Морли. А теперь кто-то то ли пытается Сюзанну убить, то ли основательно напугать.

А Каролина прислала ему письмо из Горринджа вскоре после своего исчезновения, несомненно, вместе с Таддиусом Морли.

– Вот моя мама, – застенчиво произнесла Сюзанна. – Вы хотели посмотреть.

Она осторожно положила миниатюрный портрет ему на ладонь.

Красивая женщина. Сюзанна была ее точной копией. Кит снова оторвал от нее взгляд и посмотрел на листья дуба.

Разгадка маячила где-то рядом, на периферии зрения. Но всякий раз, как он поворачивался к ней лицом, она ускользала. Он чувствовал, как вместе с нарастающей тревогой его охватывает досада.

Может быть, он сходит с ума? И его подозрения, касающиеся Морли, безосновательны? А хваленое чутье – вовсе никакое не чутье, а самообман человека, привыкшего в силу своей профессии к подозрительности?

Может быть, и свиньи летают?

Угроза Египта висела над ним, как дамоклов меч. Но когда он снова посмотрел на Сюзанну Мейкпис, то понял, что у него нет выбора.