Сюзанна Симмонс - Ложе из роз
Она наклонилась, положила букет свежих цветов на могильный камень родителей и выпрямилась.
Если ей и суждено выйти замуж, она скорее стала бы женой Майлса Сент-Олдфорда, хотя, откровенно говоря, маркиз стал довольно надоедливым до отъезда в Лондон.
И все-таки Майлс такой красивый. Ее сердце колотилось, как бешеное, когда он целовал ее, прикасался к ней, ласкал…
Но не следует вспоминать об этом — все кончено навсегда. После того досадного случая в гроте маркиз Корк вел себя, как и подобает истинному джентльмену.
Какая жалость…
Элисса вновь вздохнула и закрыла глаза. Она ощущала запах влажной земли, зеленой травы, откуда-то прилетал дымок костра, смешивающийся со слабым ароматом цветов у ее ног и привычным запахом овец, пасущихся на лугу, и уток у пруда.
Она открыла глаза. Небо над ее головой было пронзительно-голубым, под ним ярко зеленели деревья. Казалось, на много миль вокруг нет ни единой души.
Элисса перевела взгляд на Норманнскую башню и увидела в одной из бойниц лицо — человеческое лицо. Этого человека она прежде никогда не видела.
Глава 17
Ее звали Элиссой.
По крайней мере, так назвал ее черноволосый мужчина, опасный на вид, тот, кто стоял на страже у входа в Пещеру монаха, когда она сама принесла туда корзину с провизией. В корзине помимо еды оказался мужской костюм, бритва и мыло.
Ему захотелось закричать от радости.
— Как вас зовут, сэр? — приветливо спросила леди.
— Меня называют Отшельником, миледи.
— Вряд ли вас крестили этим именем, — вежливо и терпеливо заметила она.
Отшельник покачал всклокоченной гривой волос и засунул стиснутые кулаки в карманы изодранной куртки. Ему не хотелось, чтобы эта леди видела его руки и ногти, по-прежнему грязные, несмотря на отчаянные усилия отмыть их в пруду.
— Я не помню своего имени, — признался он, взглянув на него.
Казалось, она прониклась к нему истинным сочувствием.
— Вы помните, где живет ваша семья? Где ваш дом?
Он пожал плечами. Смутные образы теснились в его голове, но он не мог описать эту картину словами. Ему было неловко признаться, что он считает своим домом этот парк. Если бы это было так, кто-нибудь уже узнал бы его.
Ему хотелось поблагодарить эту девушку за ее щедрость, объяснить, как много значат для него мыло и бритва, но его язык как будто прилип к гортани, когда она взглянула на него.
Виной всему были ее глаза.
Почему-то эти глаза гипнотизировали его. Отшельник не понял, в чем дело, пока на следующий день не отправился к пруду. Перестав плескаться, он пристально всмотрелся в собственное отражение в кристально-чистой воде.
И тут он все понял.
Он был слишком многим обязан хозяйке аббатства Грейстоун. В сущности, все, что он имел, он получил от нее: костюм, который носил, пищу, которую ел, одеяло, которым укрывался, ветки, сожженные на костре в прохладные ночи, и даже пещеру, в которой жил. Единственное, о чем он жалел — что ему нечем отблагодарить ее.
Отшельник постоянно думал об этом. Он размышлял, прислушивался, наблюдал и ждал.
Наконец он понял, чем сможет отплатить этой леди с ангельским голосом: своей защитой. Он должен следить за ней, как отец за своим ребенком. Он должен сделать так, чтобы никто не причинил ей вреда. Он должен спасти ее, если это потребуется.
Именно он выпустил ее в тот день из грота. Он предупредил того джентльмена, — которого, как он теперь знал, зовут «маркиз Корк» — о том, что это была не случайность, что кто-то намеренно запер леди внутри холодного, темного, похожего на пещеру строения.
И маркиз прислушался к его предостережению: целую неделю он следовал за леди, будто тень, он повсюду ходил за ней, и с ней больше ничего не случалось. А затем джентльмен почему-то уложил багаж и уехал из аббатства Грейстоун, оставив леди Элиссу в одиночестве. В одиночестве и безо всякой помощи.
В тот же день на его пост заступил Отшельник. Его глаза и уши стали ее глазами и ушами, хотя он старался, чтобы леди Элисса не видела и не слышала его.
Это случилось утром на четвертый день. Отшельник спрятался за кустами жимолости, когда леди Элисса направилась по заросшей травой тропе к кладбищу. Она остановилась у двойного надгробия, затем наклонилась и провела по буквам, впечатанным в твердый гранит. Когда она отступила, Отшельник прочел: «Анна-Мария, возлюбленная жена и мать. Томас, возлюбленный муж и отец».
Странно, но ощущение потери и скорби захлестнуло Отшельника — может быть, потому, что печаль леди передалась ему. Он видел, как она опустилась на колени и молитвенно сложила руки. Он стал свидетелем того, как слезы заструились по ее бледному лицу.
Потом леди Элисса заговорила вслух, достаточно громко, чтобы он смог расслышать. «Мама, папа, я солгала», — призналась она. Затем она склонила голову и он упустил много слов, уловив только «не люблю сэра Хью… никогда не выйду за него замуж… поняли, если бы были здесь».
Отшельнику был неприятен сэр Хью. Несколько раз, бродя по округе, он видел, как этот джентльмен совершал верховые прогулки. Сэр Хью любил ездить быстро и подолгу и имел привычку слишком часто пользоваться хлыстом.
Леди Элисса сцепила пальцы. «Я знаю, что гласит наш фамильный девиз: „Vincit omnia veritas“… „Истина всегда побеждает“, — молча перевел с латыни Отшельник. Он надеялся, что это правда и молился об этом.
Леди наклонилась, положила букет пестрых летних цветов на могилы родителей, и вновь выпрямилась. Затем она взглянула на Норманнскую башню. На ее лице появилось сосредоточенное выражение — по-видимому, что-то… или кто-то привлек ее внимание.
Отшельник не заметил ничего странного или из ряда вон выходящего. Поэтому он был весьма удивлен, когда леди Элисса торопливо подобрала юбки и вбежала в часовню.
Ему не оставалось ничего другого, кроме как следовать за ней.
Он двигался совершенно бесшумно, может, это была его врожденная способность, или же приобретенная по необходимости, чтобы выжить.
Отшельник отбросил мучительные мысли о собственном прошлом и принялся наблюдать. Леди Элисса направилась прямо к стене позади алтаря. Определенно она знала, куда идет. Она легко провела пальцами по резным деревянным панелям — они были очень старыми и грубоватыми, изображали двенадцать апостолов на тайной вечере рядом с их Господом — пока не нашла то, чего искала.
— Вот она! — торжествующе воскликнула леди. Она сильно надавила на верхний правый угол панели, и та раздвинулась, открыв за собой дверь. Отшельник в изумлении приоткрыл рот. Это напоминало чудеса «Тысячи и одной ночи».
Леди Элисса открыла дверь и прошла внутрь Норманнской башни. Со своего укромного места под прикрытием фламандского гобелена пятнадцатого века Отшельник видел толстые стены, узкие бойницы, полуобвалившиеся каменные ступени. Казалось, тут веками накапливалась пыль и паутина, трухлявая древесина и выпавшие камни.
