Рона Шерон - Мой грешный пират
Саллах нахмурился. Неужели он переоценил чувства Эроса? Он мог поклясться, что сердце друга разрывается от любви.
– Я поговорю с ним.
– Аланис просила нас не вмешиваться. Я дала ей слово.
Саллах вздохнул.
– Он играет с огнем. Герцог Делламор – могущественный человек. Рано или поздно слух достигнет его ушей, и на Эроса объявят охоту, как на бешеную собаку. Он не сможет всю жизнь держать Аланис у себя в пустыне.
– Что делать, Саллах?
– Есть только одно решение, и оно Эросу не понравится. Она должна вернуться с нами домой.
Эрос вышел из океана, отжал волосы и одарил Аланис улыбкой.
– Давай искупаемся, ninfa bionda!
Зарывшись пальцами ног в песок, Аланис лежала, прислонившись к валуну, и смотрела на Эроса, размышляя над его последним заявлением. Он не может жениться на ней. Никогда. Что она скажет своему деду? Что ее ждет?
– Иди ко мне. Обещаю, не буду к тебе приставать. – Когда она с вызывающей улыбкой покачала головой, он сделал шаг вперед. – Или я сам отнесу тебя в воду.
– Ладно, тиран! – Аланис стянула с себя рубаху, ощущая на теле его горящий взгляд, и нырнула в синь океана, вынырнув перед ним. Золотая и гладкая, она чувствовала себя настоящей нимфой. – Доволен?
– Прекрасная душа, – пробормотал Эрос по-итальянски, поймав ее за талию и прижав к своей согретой солнцем груди. – «Сгораю по тебе в твоем дыхании, ибо твой и только твой навеки, и если у меня тебя отнимут, не будет боли большей для меня, чем эта».
– В один прекрасный день, – прошептала она, – тебе придется сказать мне о своих чувствах на языке, который я понимаю.
– В один прекрасный день. – Эрос улыбнулся и лизнул ее лицо языком.
– Какая гадость! – поморщилась Аланис и, давясь от смеха, оттолкнула его от себя. – К тому же ты обещал не приставать ко мне.
– Я солгал.
– Еще одна мерзкая привычка.
– Я вообще мерзкий. – Он обнял ее и по шею погрузился с ней в воду. – Но я нравлюсь тебе таким, какой есть, верно?
– Очень.
Она обвила руками шею и поцеловала его серповидный шрам.
– Ты еще не рассказал мне, откуда этот шрам.
– Глупый испанец. Пытался остановить меня в ту ночь, когда я бежал из заточения в Милане.
– И этот шрам с тех пор стал твоей характерной чертой. – Эль-Амар, корсар. Его жизнь раскололась на две части – до и после. – Не могу не думать о твоей бедной сестре, принцессе Джельсомине. Она, должно быть, пришла в ужас, увидев твое изрезанное лицо, когда была вынуждена в ночи бежать из дома, своего прибежища. И ты, шестнадцатилетний, с искромсанным лицом тащил ее на руках.
– У меня душа была искромсана и, поверь, болела куда сильнее.
– Верю, – тихо произнесла Аланис, – и все же.
Черная бровь взлетела вверх.
– Что?
– Твоя мать. Может, тебе не все известно. Никто не меняет своего обличья в один день без достаточных оснований. Если она была такой любящей матерью, как ты описываешь…
– Аланис, мне бы не хотелось говорить на эту тему.
– Знаю, но если она еще жива, то, возможно, ты сумеешь найти ответы…
– Меня ничуть не интересуют ее ответы! Если наши пути еще пересекутся, я сделаю то, что должен был сделать много лет назад. – Его глаза блеснули ненавистью. – Я убью ее.
– Сомневаюсь, что ты это сделаешь. Может, ты и способен рубить головы тем, кого не знаешь, но зарезать собственную мать… Ты не такой, Эрос.
– А как же мой отец? Разве он не заслуживает, чтобы за него отомстили?
– Твоя жизнь не греческая трагедия. То, что с ним случилось, ужасно, но ты убил дядю и бежал. Если хочешь улучшить свою жизнь, должен сосредоточиться на выздоровлении, на своем будущем. Вернись в Милан. Возьми то, что потерял. Освободи своих людей от ярма Франции и Испании.
Эрос отпустил ее, уставившись на далекий горизонт, где океан сливался с небом.
– Тебе известна трагедия Эсхила «Агамемнон»? Греческий полководец, вернувшийся домой после Троянской войны и убитый женой и ее любовником.
– Известна, – ответила Аланис, нахмурившись.
– У Агамемнона был сын Орест. Он был ребенком, когда умер его отец, но когда вырос, осознал, что должен отомстить убийцам отца. Но Орест знал, что убийство матери – худшее из злодеяний в глазах богов и людей. Его святой долг был тесно связан с порочным преступлением. Человек, желающий восстановить справедливость, должен был либо предать отца, либо убить мать.
– Дилемма Ореста – морального свойства, Эрос. Твоя – эмоциональная. Это не одно и то же. – Но, видя, что не может до него достучаться, Аланис спросила: – И что Орест сделал?
– Орест пошел к Дельфийскому оракулу. Аполлон дал однозначный ответ: убей обоих преступников. Отомсти за смерть смертью. Пролей кровь за пролитую кровь. У Ореста не было иного выхода, кроме мести, за которую он должен был заплатить вечными муками.
– Вечными муками, – повторила Аланис, чувствуя, как холодеет в жилах кровь.
– «Умиротвори, скомандовал мне бог, свирепствующего мертвеца», – процитировал он. – «Ибо тот, кто не слышит крика своего покойного, обречен на вечное одиночество, лишенный убежища. Огонь не вспыхнет для него у алтаря, и друг не встретит улыбкой. Презренный и одинокий, он умрет». Орест убил мать и потом скитался по земле, гонимый своими страхами.
Теперь Аланис поняла. Эрос считал себя проклятым, поэтому наказывал себя, промышляя насилием и живя в пустой мраморной гробнице посреди пустыни, наслаждаясь порой вниманием высокородных проституток и сражаясь с королем, которого обожал, который разрывал его страну на части и ничего не создавал для себя.
Эрос вздохнул.
– Когда дух Ореста устал от страданий, когда потерял все, что дорого человеку, он обратился за советом к Афине. Богиня мудрости простила его. Она убедила богиню мести, что он искупил свои грехи. Орест и его потомки наконец освободились от проклятия на дом Атреев.
– Ты считаешь, что, убив мать, отомстишь за смерть отца и рассеешь проклятие, над своим домом? А ты не устал от страданий? Ты не смог убить ее шестнадцать лет назад. Оставь все как есть. Если она гарпия, то заслужила то, что получила в этой сделке – ни семьи, ни мужа, ни княжества, ни любовника. Пусть живет и мучается.
Эрос не спускал глаз с горизонта. Он явно чего-то не договаривал.
Аланис коснулась его щеки.
– Прости себя, – прошептала она. – Возможно, твоя мать совершила непростительное, но ты любил ее. И до сих пор любишь.
Эрос закрыл глаза. Аланис осыпала его поцелуями. Две души устремились навстречу друг другу. «Я люблю тебя», – пропело ее сердце.
– Я вел себя слишком нетерпеливо, теперь хочу исправиться. Ты готова?
– Готова, – прошептала она, чувствуя, как по телу поползли мурашки.
