Патриция Филлипс - Соблазненная роза
От долгой ходьбы у Розамунды болела голова и горели ноги. Она и сама не знала, как далеко забрела, с опаской подумав, что, возможно, не сумеет найти дорогу назад и придется тогда заночевать прямо здесь. И еще ее беспокоило, не скрываются ли в кустах какие-нибудь разбойники.
Она присела отдохнуть у бурливого ручья, сняла мягкие сапожки и опустила ступни в студеную воду. В первый момент у нее перехватило дыхание, но потом она почувствовала, как прохлада уносит усталость. Она сидела на мшистой кочке и смотрела, как над росшим на другом бережку боярышником, усыпанным белыми цветами, порхают птицы. Чуть погодя она вытерла подолом ступни и обулась.
Укрывшись в тени ив и вязов, она смотрела в пустынную даль. Может, она уже здесь бывала?.. Ручей вроде бы знакомый… Или тут все ручьи похожи один на другой? До нее донеслись слабые крики чаек и бакланов. Розамунда подумала, что там, впереди, море. Ветер точно стал более влажным и свежим, но Розамунда не могла понять — это запах моря или просто аромат йоркширской весны.
Розамунда оперлась на сучковатый ствол орешника и глянула вниз: у ее ног в густой траве прятались крохотные, похожие на звездочки, первоцветы. Да, здесь, на севере, цветы расцветают поздно. Уж пол-апреля миновало. Неужто она так давно замужем за Генри?
Слезы, которые теперь можно было не сдерживать, хлынули по ее разгоревшимся от долгой ходьбы щекам. В них была даже некоторая сладость. Розамунда соскользнула в колючую траву, бессильно притулилась к корявому стволу и, уткнувшись в скомканный плащ, принялась оплакивать горькую свою долюшку.
Услышав конский топот, она вздрогнула, и, насторожившись, поняла, что она, видать, задремала — солнце успело спуститься гораздо ниже. Розамунда укрылась плащом и, замерев, вжалась в ствол. А вдруг это разбойник, их ведь много нынче прячется по болотам и пустошам… Никаких ценностей у нее нет, но она знала, какой платы потребует от нее всадник.
Копыта стучали все ближе, вот уже шлепают по воде… Вроде стихло все. Розамунда не решалась перебежать в другое место, хотя ее укрытие было ненадежным. Может, этот всадник просто приехал напоить копя?
— Святые угодники! Что ты тут делаешь?
Этот голос она признала сразу, — значит, Генри поехал ее искать… Розамунда приметила, какое сердитое у него лицо. Вот он спрыгнул, бросил плащ поперек седла и теперь направляется к ней. Одет он был в простой камзол, панталоны и белую рубашку со свободными рукавами, пузырившимися от ветра, высокие сапоги, доходившие почти до паха. От косых солнечных лучей рубашка казалась еще белее, у Розамунды зарябило в глазах.
— Мне хотелось прогуляться. В замке очень душно, — с вызовом сказала она и попыталась встать, стараясь держаться с достоинством. Она гордо распрямила плечи и смело подняла глаза… отныне ей не страшна ни его сила, ни титул. Пускай немного позлится. Она тоже рассержена на него, и у нее на то гораздо больше причин.
— Я же говорил, что гулять одной опасно. И однако же ты одна. Да еще в столь поздний час.
— Я ушла, когда еще не было поздно.
— И когда же?
— А вам что за дело, милорд? Вы слишком были заняты высокими гостями, и вам было недосуг вспомнить про меня. А потом вы отправились мыться, а потом улеглись спать.
Но ведь я должен был смыть с себя дорожную грязь. Поверь, тебе самой было бы тошно на меня смотреть.
— Да явись ты ко мне хоть из угольной шахты, я бы только радовалась! — звонко крикнула она, и эхо разнесло ее слова по округе.
— Ходить одной по таким глухим местам — это же безумие! Я думал, ты умнее. Почему не взяла с собой грума, или хотя бы этого невоспитанного пса?
— Димплза? С ним ничего не случилось?
— Ничего, если не считать того, что он устроил вой на весь замок. Слуги подумали, что у нас завелось привидение. Долго искали комнату, в которой ты его заперла.
Розамунда смерила Генри дерзким взглядом. Так, значит, ее выдал Димплз. Но на пса она не станет сердиться, на бедняжечку.
— Если б не он, я сейчас бы еще спал. Я понятия не имел, что ты где-то разгуливаешь без провожатых.
— Ну в этом я и не сомневалась. Ты проспал бы и всю ночь, так про меня и не вспомнив. Подумаешь, жена, просто неизбежная обуза в твоем хозяйстве.
— Что за глупости ты болтаешь? Разве я не был нежен с тобой при встрече?
— А через минуту вообще забыл о моем существовании.
— У меня были неотложные дела. Люди специально ко мне приехали. А с тобой мы могли пообщаться и потом.
— Неужели? И когда же? Когда все улягутся в кровать, и стало быть, не с кем больше будет решать дела? Неужто настал бы мой черед? А я-то… хотела пообедать только с тобой вдвоем. Заказала к твоему приезду новое платье. Это должен был быть наш с тобой вечер! Будь ты проклят, Генри Рэвенскрэг! За всю твою жестокость!
Генри искренне недоумевал, чем она так недовольна.
— А тебе не пришло в голову, что я тоже хочу побыть с тобой… ведь мы не виделись несколько месяцев.
— Ну и что? — фыркнула Розамунда, еле сдерживая слезы гнева. — Я слыхала, у тебя полно утешительниц… не считая главной, из Эндерли, — последние слова вырвались у нее невольно, но по тому, как он вздрогнул, Розамунда поняла, что попала в точку. А ей так не хотелось в это верить… Слезы застилали глаза. — Убирайся к черту, Генри Рэвенскрэг. Кто бы меня высек что ли… чтоб знала свое место и не домогалась у его светлости любви. — Чувствуя, что сейчас расплачется, она побрела прочь, спотыкаясь о кочки, стараясь отойти подальше.
Генри тут же ее нагнал и схватил за руки:
— Послушай меня, женщина. — Его подбородок дрожал. — Что было до того, как я узнал тебя, того не переменишь. Ты не можешь корить меня за прошлое.
— В нашу брачную ночь ты уже знал меня, однако ж это тоже ничего не переменило. — Она почувствовала, как напряглись его руки. Значит, и здесь она угадала… и опять ей не хотелось верить. Она так цеплялась за свою выдумку о том, что он ездил не в это проклятое поместье, а куда-то еще — по делу… Рвущиеся наружу слезы больше невозможно было удерживать, и она стала отчаянно вырываться, С чего это она взяла, что ее кумир окажется таким, каким виделся ей в мечтах? Еще чего… скоро ее жизнь превратится в настоящий кошмар…
Генри, однако, не отпускал, хотя и не смотрел ей в глаза.
— Прости меня, Розамунда. То — не имеет значения.
— Для кого? Для меня?
— Нет, для меня.
— Что-то не верится.
Его пальцы накрепко впились в ее плечи, не давая выскользнуть.
Напряжение на его лице сменилось яростью — Розамунда ощутила страх.
— Ты многого еще не знаешь. — Он легонько ее встряхнул. — Ты не знаешь, как я хотел преодолеть… то есть, как я старался не…
