Барбара Картленд - Проклятие клана

И вздрогнула от неожиданности – на пороге стоял герцог. Она не слышала, когда он вошел.

Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и в отблесках камина Тара разглядела на нем тот самый длинный темный халат, который так хорошо помнила,

На мгновение перехватило дыхание, а уж о том, чтобы что-то сказать, не могло быть и речи. Первым заговорил герцог:

– У меня болит голова.

Тара поспешно села.

– И немудрено. Надо же было сделать такую глупость и целых два дня провести в седле, когда врач велел вам беречься в течение многих месяцев!

Герцог, не ответив, приложил руку к виску.

– Сейчас я разотру вам лоб, как раньше, – проговорила Тара. – Может быть, вы сядете в кресло?

– Я замерз, у меня в спальне не затопили камин, – не отвечая на вопрос, заметил герцог.

– Так можно простудиться! – воскликнула Тара. – Сейчас же ложитесь в постель! Как хорошо, что здесь пуховое одеяло! Я подброшу в камин дров.

С этими словами она вылезла из постели и направилась к камину, рядом с которым стояла корзина с поленьями, совершенно забыв, что на ней не длинная ночная рубашка из плотного коленкора, какие она носила всю свою жизнь, а прозрачная прелестная вещица из тончайшего батиста, отделанная кружевом, которую отец купил ей в Эдинбурге.

Она просвечивала насквозь, открывая взору герцога нежное, гибкое девичье тело.

Подбросив в камин несколько поленьев, Тара подошла к постели и с удивлением заметила, что герцог лег не с краю, как она предполагала, а посредине.

Тара растерянно смотрела на него, не зная, как поступить. Кровать была очень широкая, если она ляжет с краешку, до лба герцога наверняка не дотянется.

– Было бы хорошо, если бы вы немного подвинулись, – заметила она.

– А мне кажется, будет гораздо лучше, если вы обнимете меня, как тогда на Бен-Арке, и разотрете мне виски, как делали это у меня в комнате, когда думали, что я лежу без сознания, – возразил герцог.

Тара вспыхнула от смущения.

– Я не знала… что вы тогда… все чувствовали, – пробормотала она.

– Так было проще всего, иначе бы вы не решились прикоснуться ко мне, – улыбнулся герцог. – Забирайтесь под одеяло. Хоть камин и горит, в комнате холодно.

– Хорошо, – согласилась Тара, чувствуя, что должна делать то, что он говорит.

Она хотела устроиться поверх одеяла, но как-то само собой получилось, что она оказалась рядом с герцогом.

Откинувшись на подушки, Тара притянула его голову к себе на грудь. Все было точь-в-точь как тогда, на горе Бен-Арк, когда герцог потерял сознание, только сейчас рука его обвивалась вокруг ее талии.

Однако Тара решила не обращать на это внимания и думать только о том, чтобы у герцога побыстрее прошла боль. Но легче сказать, чем сделать.

Он был так близко, голова его, как и прежде, лежала на ее груди, и Тара почувствовала, как ее охватывает приятное волнение.

«Мне нужно быть осторожной, он не должен ничего заметить», – напомнила она себе.

Положив руку ему на лоб, она легонько пробежала от бровей к волосам, и так несколько раз. Раньше это очень помогало.

– Мне уже лучше, – удовлетворенно проговорил герцог. – Гораздо лучше!

– Вы должны беречь себя. Мистер Фалкирк считает, что вы еще недостаточно окрепли, чтобы ездить в Эдинбург.

– Вас же здесь не было, так что никто не мог мне помешать, – заметил герцог.

– Наверное… мне не следовало… уезжать от вас, – запинаясь, проговорила Тара. – Но мне казалось… что вам гораздо лучше… и я вам больше… не нужна.

На последних словах голос ее невольно дрогнул.

Воспоминание о том, что сказал герцог на прощание, до сих пор отзывалось в ее душе острой болью.

Герцог ничего не ответил, и Тара, подождав немного, спросила:

– Рука по-прежнему вас беспокоит?

– Не рука, – ответил герцог. – Сердце. Тара вздрогнула от ужаса.

– Сердце? Должно быть, это что-то серьезное. Вы говорили доктору?

– Нет.

– И сколько времени это уже продолжается?

– Давно. С тех пор, как вы уехали.

– Почему же вы мне ничего не сказали в Эдинбурге? Там есть специалисты по всем отраслям медицины. Нужно было обратиться к кому-нибудь из них.

– Ни один из них не в силах мне помочь.

– Откуда вы знаете? Вам что, настолько плохо?

– Очень плохо. Нестерпимая боль!

Тара обняла герцога крепче и убрала руку с его лба.

– Послушайте, – взволнованно проговорила она. – Так продолжаться не может. Разрешите мне послать за доктором.

– Я ведь уже сказал: он мне не поможет.

– Но что же нам делать? – беспомощно спросила Тара.

– Я вот все думаю, может быть, вы сможете мне помочь.

– Я сделаю все… все, что смогу, лишь бы унять вашу боль.

– Вы в этом уверены?

Герцог внезапно приподнялся, опершись на локоть, и Тара с удивлением обнаружила, что уже не держит его в своих объятиях, а лежит на подушке, н герцог смотрит на нее сверху вниз.

Выражения его глаз было не разглядеть – мешало пламя, жарко полыхавшее в камине.

– Вы не должны все время страдать. Это может быть… опасно. Я обязана для вас… хоть что-то сделать!

– Так я и знал, что вы это скажете, – проговорил герцог.

– Тогда… что же мне сделать? – спросила Тара.

Герцог, словно скала, возвышался над ней, и Тара внезапно почувствовала себя слабой и беспомощной. Уже не она владела ситуацией – герцог. Тара взглянула ему прямо в глаза, силясь понять их выражение, но и теперь ей это не удалось. Герцог был так близко, что сердце быстро-быстро забилось у Тары в груди от волнения.

– Нужны слова? – спросил он. И губы его крепко прижались к ее губам. Она была настолько ошарашена, что не могла ни пошевелиться, ни дышать. Мир замер, все вокруг стало нереальным.

И внезапно острое ощущение счастья пронзило Тару. Все происходящее было настолько чудесно, что не описать словами. Она чувствовала приятную тяжесть мужского тела, упоительную сладость губ герцога, ощущение было такое, словно нежишься под горячими лучами солнца или любуешься вспыхнувшей над долиной разноцветной радугой.

Красота и грандиозность этого чувства поразили Тару.

Ей казалось, что она больше не принадлежит себе, она часть этого волшебного мира, в который увлек ее за собой герцог.

Никогда в своей несчастной полуголодной и одинокой жизни Тара и помыслить не могла, что может быть так удивительно хорошо. Она любила герцога. И любовь эта с каждой секундой становилась все сильнее и сильнее.

Наконец герцог оторвался от ее губ.

– Теперь ты поняла? – тихо спросил он.

– Я… я боялась, что вы хотите… чтобы я уехала… из замка.

– Уехала?! – поразился герцог. – Да я домой-то привез тебя только потому, что не мог больше ни минуты оставаться один.