Кэтлин Вудивисс - Лепестки на воде
— Почти с тех пор, как он поселился здесь, — ответила Ханна. — Мы прибыли в колонию за два года до Гейджа. Его жена была настоящей леди, иначе не скажешь. Нет, она не отличалась надменностью и высокомерием, как некоторые, а всегда была приветлива и мила. Я ни разу не встречала женщину, которая любила бы своего мужа так, как Виктория любила мистера Торнтона. Некоторые считают, что он не заслуживал такого отношения, поскольку сам любил только свой корабль, но, по-моему, за всякое дело он брался прежде всего ради Виктории.
— Мистер Торнтон — целеустремленный и одаренный человек, — заметила Шимейн, указывая в сторону аккуратной дорожки, вьющейся среди фруктовых деревьев к хлеву и другим надворным постройкам. — А доказательства его трудолюбия я вижу повсюду.
Ханна искоса взглянула на Шимейн, размышляя, что еще ей известно о хозяине. Маловероятно, чтобы такая девушка смирилась со своим рабством, услышав сплетни, которые распускали за спиной Гейджа Торнтона миссис Петтикомб и ее подруги. Сплетницы строили самые гнусные догадки, и поэтому вынести их нападки были способны немногие. Гейдж устоял. С решимостью стоика он продолжал повседневную работу, давая отпор каждому, кто отваживался приставать к нему с подозрениями. Какой бы ни была причина рокового падения Виктории, Ханна не имела ни малейшего намерения обвинять в нем Гейджа. По ее представлением, осуждение невиновного являлось тяжким грехом. Альма Петтикомб и ее подруги не сознавали, сколько бед способны натворить своими длинными языками.
— Я пришла, чтобы научить вас готовить, — сообщила Ханна, поблескивая глазами. — Но ваш хозяин считает, что вы прекрасно справляетесь со своими обязанностями. Вам и не нужна моя помощь.
— Я только хотела бы научиться печь хлебцы — такие, как в таверне, — живо отозвалась Шимейн. — По пути в колонию я попробовала морские галеты — они не имеют ничего общего со здешними. Чтобы питаться морскими галетами, нужны крепкий желудок и стальные нервы — слишком уж много самых неаппетитных примесей попадается в них.
— Мы можем сегодня же приготовить тесто для хлебцев, — предложила Ханна. — Я принесла с собой целую корзину припасов, думая, что вы, вероятно, уже устали от стряпни. Припасов хватит на обед и хлебцы придутся кстати.
— Тогда, пожалуй, следует забрать детей в дом, пока мы готовим, — обеспокоенно сказала Шимейн. — Недавно меня так напугала ядовитая змея, что теперь змеи мне чудятся повсюду.
— Гнусные твари! При одной мысли о них у меня холодеет кровь! Некоторых из змей называют гремучими — если вы когда-нибудь видели их, то понимаете, почему.
— Не только видела, но и слышала, притом совсем рядом, — передернувшись, призналась Шимейн.
Ханна громко захлопала в ладоши, созывая детей.
— Мальчики, сюда! Малькольм и Дункан, ведите себя прилично, иначе госпожа Шимейн подумает, что у меня не дети, а шайка хулиганов!
Оказавшись в тесной комнате, мальчишки вновь расшалились. В потасовке больше всех досталось Эндрю, как самому младшему, и у Шимейн сердце ушло в пятки при виде, как он упал на пол. Чтобы защитить его, она попыталась разнять старших мальчиков. Сыновья Ханны привыкли полушутя колотить друг друга, а Эндрю мог серьезно пострадать в такой игре. Но несмотря на синяки и шишки, малыш, очевидно, был доволен и рвался в бой. Шумная возня прекратилась, лишь когда Ханна прикрикнула на сыновей:
— Ведите себя как следует, а не то отшлепаю обоих. Вы знаете, я слов на ветер не бросаю!
С этой минуты мальчики уподобились ангелочкам — если не считать лукаво поблескивающих глаз. Они поняли, что материнские угрозы не пустые слова, и потому даже согласились вздремнуть вместе с Эндрю, пока Ханна и Шимейн возились на кухне.
Перед тем как отправиться в гости, Ханна приготовила еду для своей семьи и поручила дочерям подать ужин, если она вернется поздно. Гейдж пригласил соседку поужинать, и Ханна охотно согласилась — была не прочь отдохнуть от бремени обязанностей жены и матери. Еду, приготовленную Шимейн, она поглощала с отменным аппетитом и не стала отказываться от добавки. Наконец Ханна откинулась на спинку скамьи и притворно застонала:
— Надеюсь, лодка выдержит меня — после такого ужина мне ни за что не доплыть до берега. Бедняга Чарли никогда не простит мне, если ему придется самому растить всю нашу ораву!
Гейдж усмехнулся:
— Вы позволите проводить вас домой?
— Надо бы принять ваше предложение — в конце концов, это вы обкормили меня, — весело упрекнула Ханна, а затем взмахнула рукой: — Впрочем, если лодка начнет тонуть, я обвяжу веревкой Малькольма и Дункана, и пусть тащат меня домой.
— Мама! — хором воскликнули мальчики и уставились на мать с раскрытыми ртами. Услышав ее успокаивающий смех, они затеяли перепалку.
— Малькольм поплывет первым!
— Нет, мама, лучше первым брось в воду Дункана! Пусть сам плывет домой!
— Поплывете вместе! — предупредила Ханна, увидев, что сыновья вновь затеяли драку.
Ханна виновато взглянула на Гейджа, тот усмехнулся и предложил:
— Заарканьте их обоих сразу, чтобы не ловить потом.
— Я уже сама думала об этом, — со вздохом призналась мать драчунов. — Не знаю, выживут ли они, если будут все время колотить друг друга!
— Вы только представьте себе, какие храбрые воины выйдут из них, — утешил Гейдж. — Для воинской службы им пригодится детский опыт.
— Что правда, то правда! Но временами я жалею, что между ними никогда не бывает перемирий — во время такой передышки я могла бы освоить свою стратегию: например, как отшлепать их, не отбив себе ладонь!
Шимейн, которая готовила воду для купания Эндрю, едва сдерживала смех, слушая гостью. Снимая с крюка тяжелый дымящийся котел, Шимейн вдруг звонко расхохоталась. К ней присоединился Эндрю, затем не выдержали Гейдж и Ханна. Давно уже дом не наполняли столь радостные звуки. Дружный смех стал для Гейджа чудесной музыкой, согревающей его душу.
Наконец отсмеявшись, Ханна собралась в путь и уже на пороге обратилась к Гейджу:
— Если вы не против, Гейдж, я оставлю вам пару стульев — почините их, когда выберете время. Спешить незачем, но лучше бы починить их до конца года. На первый взгляд они кажутся крепкими, но спинки вот-вот развалятся. Сидеть на них опасно.
— Я непременно починю их, Ханна. А вы уверены, что они не понадобятся вам в ближайшее время?
— В нашем доме на всех хватает стульев, а эти мы достаем из кладовки только на Рождество, когда в гости приезжают родственники, братья и сестры Чарли. Каждый раз мне кажется, что мы выдержали осаду!
Гейдж усмехнулся, зная, что ремонт стульев не потребует столько времени.
— Они будут готовы задолго до Рождества. А если они потребуются вам пораньше, сообщите мне. Пусть стоят здесь, на веранде, как напоминание.
Ханна склонила голову набок и замолчала, услышав, как Шимейн поет в глубине дома, купая Эндрю. Мелодия ирландской песенки была легкой и веселой, а такого нежного голоса Ханне еще не доводилось слышать. Переведя взгляд на Гейджа, она улыбнулась:
— Похоже, Гейдж Торнтон, мне есть чему поучиться у вашей служанки. У нее светлая голова, не говоря уже об ангельском голоске. Пожалуй, я стану брать у нее уроки грамоты вместе с Эндрю — эта наука мне никогда не давалась.
— Шимейн не только оправдала, но и превзошла мои ожидания, — признался Гейдж.
— А вы уверяли, что она не умеет готовить, — дружески поддразнила его Ханна, качая головой.
Гейдж пожал плечами:
— По-моему, Шимейн сама не понимает, как щедро она одарена. Она восхитительно готовит, а об Эндрю заботится как родная мать. Мальчик привязался к ней.
— Да, я заметила еще утром, когда Шимейн пыталась защитить Энди от моих сорванцов. Она не знала, как поступить, чтобы уберечь малыша от синяков и не обидеть меня. Некоторое время я не вмешивалась, только наблюдала за ней, и могу сказать, что даже наседка не опекает свой выводок так заботливо, как Шимейн вашего сына.
— Из Шимейн получилась бы прекрасная мать, — задумчиво произнес Гейдж. — По-моему, она наделена особым талантом — создавать для ребенка мирную и спокойную обстановку, внушать ему, что о нем думают, заботятся и… любят.
Ханна удовлетворенно улыбнулась, отметив перемену, произошедшую в Гейдже. Очевидно, Шимейн окружила заботой и вниманием не только ребенка, но и его отца. Он казался гораздо более спокойным и умиротворенным, чем был прежде, после смерти Виктории.
— Вам повезло с Шимейн. Таких женщин, как она, не купишь ни за какие деньги.
Приглушенный плач пробился в затуманенное сном сознание Шимейн, но ей не хотелось просыпаться. Она вновь смеялась от восторга и счастья, галопом мчась по холмам отцовского поместья верхом на своем жеребце Донегале. Шимейн чувствовала, как ветер треплет ее волосы, подхватывает подол амазонки, и наслаждалась свободой, зная, что может скакать, куда ей вздумается.
