Анатомия любви - Дана Шварц
– Теперь работай бедрами, – велела Хейзел.
Джек выгнул бровь.
– Сжимай ими бока. И спину держи прямо. И постарайся не бояться. Лошади это чувствуют.
– Ясно. Понятно. Без страха.
– Ты по ночам выкапываешь мертвецов из могил и боишься лошадей? – спросила Хейзел.
– Видишь ли, в чем дело, – ответил Джек, когда Бетельгейзе начал забирать куда-то влево. – Мертвецы тебя не укусят. И вообще, ничего тебе не смогут сделать. Бояться надо живых.
– Да, полагаю, ты прав, – согласилась Хейзел.
Затем взобралась на мисс Розалинду, и, после некоторых усилий, им удалось заставить своих лошадей пойти бок о бок по длинной подъездной аллее Хоторндена.
– Думаю, это большее, на что сегодня можно рассчитывать, – сказала Хейзел, когда они вернулись к конюшням. – Но если хочешь, можешь снова прийти завтра. Мне пойдет на пользу сделать перерыв в учебе, прогуляться на свежем воздухе.
– Ага, – согласился Джек. – Звучит неплохо.
Во второй раз отправившись кататься, они доехали до границ поместья, где начиналась ферма другого владельца и на зеленых склонах холмов мирно паслись овцы. После этого Хейзел показала Джеку узкую тропу через лес, ведущую вдоль ручья назад к Хоторндену.
– Ты веришь в привидений? – спросила Хейзел, когда они миновали величественные кипарисы, растущие у задних ворот Хоторндена.
Она всегда думала, что это глупый вопрос, из тех, что шепотом задают друг другу дети, но проведя последние недели за изучением человеческого тела, стала больше интересоваться смертью и тем, что случается за ее порогом.
– А почему ты спрашиваешь? – спросил Джек. И потрепал холку Бетельгейзе. Он понял, что, стоит узнать лошадь поближе, и она уже не кажется такой страшной.
– Я никогда их сама не видела, но полагаю, что должно быть нечто большее, чем электрические импульсы, движущие нашу плоть. Душа, продолжающая жить.
Лицо Джека застыло. Смерть всегда присутствовала в Старом городе, но в последнее время улицы погрузились в жутковатую тишину, плотную, как воск свечи. Никто об этом не говорил, но Джек знал: люди продолжают исчезать. И не только воскрешатели – пропала девушка из рыбной лавки, которая всегда подмигивала Джеку, когда тот шел мимо рынка, а мужчина, теперь стоящий за прилавком, в ответ на расспросы Джека просто пожал плечами. Вот уже несколько месяцев никто не видел Рози, проститутку, иногда приходившую выкурить сигару с актерами Ле Гранд Леона. Как только прошел слух о возвращении римской лихорадки, перестали возникать вопросы, почему на узких, переполненных улочках Старого города чуть поубавилось людей.
– Не знаю, – ответил Джек. – Похоже, я все-таки верю в привидений. Но сомневаюсь, что они есть на кладбищах.
– Почему? Потому что это освященная земля?
– Нет, – возразил Джек, по пути срывая лист с дерева и скатывая его в пальцах. – Просто я сомневаюсь, что им нравится напоминание о смерти. Думаю, как только они расстаются с телом, так сразу же хотят оказаться от него подальше. Я повидал немало трупов и могу точно сказать, что держаться там не за что. Мы становимся просто мешками тухлого мяса, причем протухаем очень быстро. А привидения могут отправиться куда угодно, ведь так? Им незачем цепляться за свои тела, изъеденные червями.
– Довольно мрачный взгляд на вещи, – заметила Хейзел. – Но, полагаю, не лишенный своеобразной поэтичности.
Они в молчании добрались до той части леса, где полноводный ручей превращался в маленький ручеек, а затем и вовсе исчезал.
– Ручей здесь не кончается, – сказала Хейзел. – Вовсе нет. Он течет под землей, наверное, или просто становится слишком узким, чтобы зваться ручьем. Но за теми деревьями – вон, видишь, рядом с тем оврагом – он снова появляется.
– Но разве тогда это тот же ручей? Или просто два ручья, текущие рядом друг с другом? – спросил Джек.
– Это… – начала было Хейзел.
Она собиралась заявить, что это, само собой, тот же ручей – и как можно быть настолько глупым, чтобы утверждать, будто это не так? – но поняла, что у нее нет никаких доказательств собственной правоты.
– Иногда что-то просто кончается, – сказал Джек. – Эй, посмотри туда.
Он указал на маленький кустик цветов с крошечными зелеными лепестками, такими светлыми, что они отливали перламутром. У каждого цветка была белая сердцевина.
Хейзел они были незнакомы. Пусть она и гуляла по этой тропинке сотни раз, но зеленые цветочки росли так близко к земле, что полностью скрывались в траве.
– Что это за цветы?
– Я не знаю их настоящего названия, но моя мать звала их бородавочниками[12]. Она обычно заваривала их корни. Говорила, что они придают сил. – Джек не вспоминал об отварах матери много лет, но стоило заговорить о них, и тут же вспомнился запах – отчетливый, горьковато-травяной. – Если так подумать, наверное, все, что мы могли себе позволить, это запаривать траву вместо чая.
Пока Джек был погружен в воспоминания, Хейзел спрыгнула с лошади и выкопала несколько цветущих кустиков, стараясь не повредить молочно-белые корни.
– Народные рецепты иногда намного эффективнее, чем кровопускание, к которому то и дело прибегают в больницах, – сказала она. – Должно быть, твоей матери кто-то рассказал об этом цветке.
– Может, и так.
Джек больше ничего не рассказывал о матери или о том, откуда он, а Хейзел не стала спрашивать. За это Джек был ей благодарен. Он не хотел, чтобы Хейзел смотрела на него с жалостью, чего, надо отдать ей должное, до сих пор не случалось. Хейзел была одной из тех немногих известных Джеку состоятельных людей, которые не вели себя с ним так, будто бы делали великое одолжение, снисходя до беседы.
Когда они вернулись к конюшням, Джек задержался, вычесывая лошадей, несмотря на то что конюх всегда чистил их в конце дня. Бетельгейзе одобрительно тряс гривой. В итоге эти двое все-таки подружились.
– Ты его так назвала? – спросил Джек, похлопывая коня по шее. – Бетельгейзе. Необычное звездное имя.
– Это мой брат Джордж. Ему нравились звезды. Когда я была маленькой, он помогал мне вылезти из окна детской на крышу и показывал созвездия. Он не был похож на меня. Я запоминаю факты и цифры. Выучила все кости в человеческом скелете, все кислоты, растворяющие плоть. А он любил истории. Он был… добрым.
– Мне жаль, что ты его потеряла, – сказал Джек.
– Спасибо.
Больше ничего умного Джеку в голову не пришло – словарный запас был исчерпан, и он боялся сказать глупость, чтобы не унизить себя.
– Увидимся в воскресенье ночью, – заявил он громко и слишком внезапно. – Если ты все еще собираешься копать, я имею в виду.
– Собираюсь, – подтвердила Хейзел.
Прибыв в Хоторнден воскресной ночью, Джек увидел, что оседлана всего одна лошадь, мисс Розалинда, и тележка уже пристегнута к ее
