Адель Эшуорт - Зимний сад
У него перехватило дыхание. Ничего подобного ему еще не приходилось видеть. Судорожно сглотнув, он попытался сдержаться и не утратить самообладания. Томас твердо решил: сегодня он овладеет Мадлен и именно таким образом достигнет вершины блаженства – никак не раньше.
Тут Мадлен запрокинула голову и, прерывисто застонав, уже не глядя на Томаса, принялась приподниматься и опускаться, то и дело прикасаясь лоном к его восставшей плоти.
Томас почувствовал, что больше не сможет сдерживаться. Сейчас это произойдет, сейчас исполнится его самое сокровенное желание.
– О, Мэдди... – прошептал он.
Мадлен тотчас же все поняла. Приподнявшись, она обхватила пальцами его возбужденную плоть.
– Как же долго я ждал... – пробормотал Томас, закрывая глаза.
Не проронив ни звука, Мадлен стала медленно опускаться. Из груди Томаса вырвался стон – он наконец-то почувствовал, что вошел в нее.
Поцеловав его в губы, она прошептала:
– Какое блаженство...
Томас снова застонал; ему казалось, что если бы Мадлен позволила, то он бы остался в ней навсегда.
Закрыв глаза, она начала двигаться, и он вторил ее движениям. Мадлен наклонилась и снова его поцеловала – на сей раз поцелуй ее был долгим и страстным.
Прерывисто дыша, Мадлен двигалась все быстрее. Томас наконец открыл глаза и увидел, что она опять теребит свои соски. Это было необыкновенно возбуждающее зрелище. Он чувствовал, что каждое движение приближает его к вершине блаженства – Мадлен уверенно подводила его к этому мгновению.
Внезапно глаза ее широко раскрылись, и взгляды их встретились. Задыхаясь, она прошептала:
– Уже скоро, Томас... Скоро... Прошу тебя... О... о... о... Мадлен содрогнулась и громко застонала. Сжав ее бедра обеими руками, Томас прохрипел:
– И я тоже, Мэдди, я сейчас...
В следующую секунду из груди его вырвался протяжный стон, и он почти тотчас же затих в изнеможении. Чуть помедлив, Мадлен приподнялась, позволяя ему выйти из нее. Затем обняла и поцеловала. Томас тоже поцеловал ее и погладил по волосам. Не проронив ни слова, Мадлен прижалась к нему покрепче и уткнулась лицом ему в грудь.
Томас также молчал. Глядя на угасавший в камине огонь, он думал о том, что держит в объятиях любимую женщину и что это один из самых грустных моментов его жизни.
Глава 14
Стоя в спальне перед тусклым зеркалом, Мадлен придирчиво рассматривала свое отражение, чтобы убедиться, что туалет ее в полном порядке: Для бала она выбрала вечернее платье – единственное, которое еще ни разу не надевала со времени приезда в Уинтер-Гарден, – и ей хотелось произвести впечатление.
Фасон был весьма незамысловатый, но это белое шелковое платье смотрелось на ней великолепно (низкий круглый вырез, длинные узкие рукава и пышная юбка, ниспадающая до самого пола роскошными складками). Единственным украшением были темно-синие атласные оборки по подолу и крошечные бутоны роз из той же материи и того же цвета по декольте. Платье, хотя и простенькое, казалось элегантным и довольно эффектным.
Чуть подкрасив губы, Мадлен пощипала щеки, чтобы они раскраснелись, и поправила высокую прическу – сегодня она не стала заплетать косу, как делала это почти каждый день. Теперь оставался последний штрих – капелька духов и жемчужные серьги.
Мадлен очень надеялась, что Томас оценит ее старания. Хоть ей и не хотелось в этом признаваться, но в глубине души она понимала, что наряжается в основном для того, чтобы произвести впечатление на Томаса.
Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, Мадлен подхватила свое новое шикарное пальто, взяла муфту и маленькую сумочку, в которую положила лишь губную помаду и льняной носовой платочек, погасила свет в своей спальне и направилась в гостиную, где ее уже ждал Томас.
В гостиной, освещенной лишь пламенем камина и тусклой лампой, царил полумрак. Томаса она увидела тотчас же, как вошла. И замерла у порога.
Он стоял у камина и указательным пальцем то поднимал, то опускал крышку музыкальной шкатулки – похоже, нервничал. Одет был во все черное – во всяком случае, Мадлен так показалось. Строгий черный костюм шел ему необыкновенно, в нем он был потрясающе красив.
Услышав, что она вошла, Томас обернулся, и Мадлен почувствовала, что у нее перехватило дыхание. Томас действительно был неотразим: тщательно причесанные волосы, резкие черты лица... и лучистые глаза, пристально смотревшие на нее.
Теперь Мадлен заметила, что не весь костюм Томаса черного цвета. На нем был темно-синий шелковый жилет, а под горлом – белый галстук, под цвет ее платья. «А может, он специально так оделся? – подумала она. – Нет, едва ли. Ведь Томас никогда не видел мое белое платье». Было очевидно, что вместе они смотрятся великолепно, и Мадлен очень этому порадовалась.
Он окинул ее взглядом – причем взгляд его немного задержался на груди, – и Мадлен почувствовала, что краснеет.
– Мне доводилось бывать на многих балах, – в задумчивости проговорил Томас, – но я никогда еще не видел такой красавицы, как ты. – Он покачал головой. – Ты сегодня восхитительна. Слов не хватает, чтобы описать... Просто дух захватывает, поверь мне, Мадлен.
Она просияла. Ей казалось, что слова Томаса согрели ее – словно солнце вышло из-за туч и залило ее теплым золотистым светом. Разумеется, многие мужчины восхваляли красоту Мадлен, однако ни один из них не говорил с такой подкупающей искренностью.
Если Томас пытался заставить ее в него влюбиться, то ему это удалось, он избрал верную тактику: броня, в которую Мадлен заковала свое сердце, дрогнула. И он, похоже, об этом догадывался. Голос его звучал настолько проникновенно, что Мадлен поняла: он тоже в нее влюблен. Это открытие ее обрадовало – и вместе с тем напугало до смерти.
Пытаясь скрыть свое волнение, она улыбнулась:
– По-моему, вам просто хочется заманить меня в постель, мистер Блэквуд, но вы боитесь прямо сказать об этом. Что ж, если ваши слова будут звучать убедительно, я, пожалуй, возражать не стану.
– Как еще мне убедить тебя, если не словами о том, что ты ослепительно прекрасна? – Томас подбоченился, отчего полы сюртука разошлись, и взору Мадлен открылась его широкая грудь. – Впрочем, попробую найти другие слова. Так вот, я уже несколько недель сгораю от желания увидеть тебя обнаженной.
Мадлен поджала губы, изображая негодование. Положив пальто и сумочку на диван, она подошла к Томасу почти вплотную:
– Вот это уже лучше, мистер Блэквуд. Возможно, я позволю вам меня раздеть... чуть позже.
Томас усмехнулся:
– Ну вот, вы заставили меня возбудиться, мадам. И это перед балом! Что ж, я готов простить вас за те... гм... неудобства, которые вы мне сейчас причинили, если вы клянетесь, что не дразните меня.
