Шерил Флурной - Объятия судьбы

Кипя от негодования, Пьер закрыл дверь спальни Темпл. Вообще-то он пришел к Дамону, но Эрин, встретив его, сказала, что Темпл просит синьора сначала зайти к ней.

Проводив гостя в спальню, она села возле постели подруги. Темпл поведала Пьеру о том, что случилось ночью.

Втроем они обсудили эту новую напасть, стараясь припомнить, когда именно Дамон начал странно вести себя. Выяснилось, что несколько дней назад он стал холоден и отчужден с Темпл и резко переменился к Пьеру. В учебном лагере Дамон избегал друга, был оскорбительно груб с ним. Пьер приписал все это усталости Дамона, тому, что он раздражен военными неудачами, изнурительными учениями и постоянным беспокойством за жену.

Но сейчас всплыли совсем иные причины. Все трое сошлись на том, что странности Дамона проявились в тот день, когда Пьер и Темпл предприняли вторую попытку встретиться с незнакомцем, посылавшим им таинственные записки. Темпл до сих пор не подозревала, что Дамон приставил к ней охранника, Пьер же, зная об этом, понял, что Снид доложил хозяину о встречах возле каменной ограды.

Пьер поднялся с кресла, пообещав Темпл поговорить с Дамоном и наконец расставить все точки над i. Возмущенный, он решительно направился в кабинет. Сейчас ему впервые предстояло начать столь трудный разговор с другом.

Войдя в кабинет без стука, Пьер, едва сдерживая гнев, приблизился к сидевшему в кресле Дамону. Взглянув на него, тот подумал, что на этот раз они, видимо, поменялись ролями. Раньше зачинщиком ссор всегда бывал он сам.

Пьер швырнул на стол два листка бумаги:

– Читай!

Дамон просмотрел оба:

– Одинаковые записки.

Пьер молча бросил на стол еще две бумажки. Дамон прочел их.

– И эти одинаковые, – удивился он, не постигая, в чем дело.

– Хорошо, что ты хоть это понял, – холодно бросил Пьер.

– Но что это? – Дамон указал на записки. – Кто их писал?

– Это «срочные» сообщения, – язвительно пояснил Пьер, – а вот кто их писал, не имею понятия. Как ты заметил, каждая составлена в двух экземплярах. Мы с Темпл дважды получали их и дважды отправлялись в указанное нам место, причем оба раза напрасно. Никто так и не объявился. – Пьер подошел к окну. – Я думал, ты делаешь выводы из своих ошибок, Дамон, но, боюсь, тебя ничто не исправит. Недавно ты превратно истолковал совершенно невинную сцену, вспылил, не дав нам объясниться, а сейчас повторил то же самое. – Пьер отошел от окна и встал перед Дамоном. – Неужели ты совсем обезумел от любви? Где твой разум? Уж не считаешь ли ты меня полным дураком? Ведь мне прекрасно известно, что Темпл повсюду сопровождает Снид. Подумай, Дамон, только идиот завел бы интрижку с твоей женой, зная, что в кустах стоит твой человек, который доложит тебе о каждом ее жесте! Как ты мог заподозрить жену в безнравственности да еще сказать ей об этом?!

– Черт возьми, подожди минутку… – Дамон вскочил и с угрожающим видом двинулся к Пьеру.

– Нет! Это ты подожди! Клянусь Богом, я все выскажу! – Пьер уперся ладонями в стол, сверля друга гневным взглядом. – Жена любит тебя! Она никогда ни с кем не спала, кроме тебя! И ребенок, которого она носит под сердцем, – твой! В тот день у каменной ограды ты видел любящих тебя жену и друга. Они пришли туда, получив записки, в которых сообщалось, что твоя жизнь в опасности. Бог знает, почему мы встревожились за тебя, надеялись что-то узнать и спасти твою жизнь.

– Пьер…

– Я еще не закончил, Дамон! Ты поставил под угрозу свой брак и нашу дружбу, подверг серьезной опасности жизнь своего еще не родившегося ребенка. И все это из-за подозрительности, ревности и непроходимой тупости! Не уподобляйся Роско Силоне, Дамон!

Уязвленный до глубины души, Дамон вздрогнул, как от удара.

Не дожидаясь, пока он придет в себя, Пьер вышел из кабинета и хлопнул тяжелой дверью так, что эхо прокатилось по всему дому.

Дамон устало опустился в кресло и отрешенно уставился на дверь. Его измученная душа была в смятении. Боль мучительно сжала сердце.

Глава 21

Держа в руке букет цветов, Роско сидел на сломанной мраморной скамье. С трудом подавляя подступившие слезы, он смотрел на могильный холм, под которым вечным сном спала его дочь.

С годами старик все чаще приходил сюда. Сначала его мучили тяжкие угрызения совести, и он избегал этого места, напоминавшего ему, что отчасти он сам повинен в смерти Ла Донны. Теперь же его приводило сюда одиночество.

Роско наклонился и положил цветы на могилу.

– Я никогда не желал тебе зла, Ла Донна, поверь. – Голос старика дрогнул. – Если бы можно было вернуть прошлое…

– И что бы ты сделал? – прозвучал резкий вопрос.

Роско обернулся и увидел сына, стоявшего в нескольких шагах от него.

– Что бы ты изменил, отец? Позволил бы ей свободно любить и выйти замуж за своего избранника – за того, от кого она ждала ребенка? Сомневаюсь.

– Знай я, как все обернется…

– Ты все равно сделал бы то же самое, отец. Ты неисправим! И как я ни боролся с собой, как ни пытался искоренить в себе это, должен сознаться, что во многом похож на тебя, – с горечью закончил Дамон.

– Ты унаследовал от меня не только дурные черты, Дамон. Твоя сила, решительность, гордость…

– К несчастью, мне передались твои несправедливость, жестокость и упрямство. Ты видишь и слышишь только себя. Прежде я ненавидел за это тебя, но теперь мне приходится ненавидеть и себя, ибо такова и моя сущность.

– Тебе еще не поздно исправить свои ошибки, – с чувством возразил Роско. – Он провел рукой по мраморному надгробию и печально покачал головой. – А вот моих уже не исправишь. – Роско посмотрел на сына. – Ты гораздо лучше меня, Дамон. Ты научился любить, как и просила твоя мать. Ты сильнее меня, потому что не боишься чувств, не боишься отдавать себя. А мне уже не начать заново – ни с твоей матерью, ни с Ла Донной… Я даже не смею надеяться, что наши с тобой отношения когда-нибудь сложатся иначе.

Дамон с удивлением заметил страдание в черных глазах отца. Сколько он помнил, и голос Роско никогда не звучал так ласково.

«Не так-то просто забыть о нашей враждебности и отчужденности, – подумал Дамон. – Впрочем, раз отец просит, почему бы не попытаться?»

– В моей душе накопились обиды, – признался Дамон. – Слишком многое надо забыть, прежде чем я смогу простить.

Роско с пониманием кивнул. Что ж, пусть у них получится не сразу, но хорошо уж и то, что сын не отверг его просьбу, – для начала хватит и этого.

– Между мною и Темпл разверзлась пропасть. – Дамон в волнении пригладил волосы. – Глубокая пропасть. И виноват в этом только я. Мне надо искупить вину, навести мосты. Но жена не хочет видеть меня. Как же мне с ней помириться?