Барбара Картленд - Песня синей птицы
Домоправительница, прекрасно знавшая, как надо заботиться о гостях Алтон-Парка, поспешила распорядиться, чтобы во всех спальнях были зажжены камины.
Но ветер по-прежнему не стихал, и, когда пламя начало угасать, маркиз почувствовал озноб.
Сняв халат, он лег в гигантскую кровать под балдахином, в которой уже несколько веков спали владельцы Алтон-Парка; по обеим сторонам ее был полог, предохранявший от сквозняков и скрывавший спящего.
Откинувшись на подушки, Алтон смотрел на поддерживавшие балдахин замысловатые резные колонны, которые вырисовывались на фоне угасающего пламени. Много столетий назад какой-то мастер своего дела изобразил на них то, что знал лучше всего: деревья и цветы, которые все время видел вокруг себя.
Там были листья дуба с желудями, бука и ясеня, вяза и ивы, — все они были искусно изображены неведомым резчиком, у которого имелись все основания гордиться своим мастерством. И все окружающее маркиза, как это бывает с человеком, одержимым какой-то мыслью или чувством, все время возвращало его сознание к одному и тому же; так и резные листья, которыми была украшена его кровать, заставили его вспомнить о Сильвине.
Он начал перебирать в уме все, что произошло с момента ее приезда в Алтон-Парк.
Никогда раньше Юстин Алтон не мог предположить, чтобы женщина, которой он подарил свою благосклонность, обращалась с ним так, как это делала Сильвина. Дело было не только в ее отчужденной и холодной манере разговаривать с ним. Нет, она была непроницаемо сдержанна, почти не реагируя на само его существование.
Маркиз вспомнил, как сжимал ее в объятиях, как губы ее ответили на его поцелуй. Оба они познали восторг, перенесший их в другой мир, где не было никого, кроме них и всепоглощающего чуда их любви.
Как могло случиться, что после этого она стала теперь столь подчеркнуто холодна к нему?
Руки его непроизвольно сжались в кулаки от сознания своей беспомощности. Ему хотелось что-нибудь разбить, сокрушить — неважно что, лишь бы выплеснуть свой протест неспособности справиться с совершенно вышедшей из-под контроля ситуации.
И все же в глубине души Алтон чувствовал, что демонстративная ненависть к нему Сильвины не вполне искренна: она старалась причинить ему боль, чтобы выразить свое страдание и разочарование. Но и в этом он не был уверен.
В первый вечер у него в имении, когда она спустилась к обеду раньше других, он сказал ей:
— Надеюсь, вы хорошо устроились в вашей спальне, мисс Блейн. Я специально поместил вас в старой части здания — вы найдете ее более романтичной.
Девушка молча смотрела на него, и он не мог разгадать выражения ее глаз.
— Говорят, в этой спальне ночевал красавец принц Чарли, — продолжал маркиз. — Надеюсь, эта мысль вас не испугает. Спальня вашего брата всего через одну от вашей, и привидений в Алтон-Парке никто и никогда не видел.
— Я не боюсь призраков, — негромко ответила Сильвина. — Их способность причинять боль и предавать — в прошлом.
Сказав это, она отвернулась, и весь вечер они не общались друг с другом.
На следующий день маркиз предложил всем сутра проехаться верхом, но в последний момент Сильвина отказалась, хотя он и видел, с каким сожалением девушка посмотрела на породистую лошадь арабских кровей, выбранную им специально для нее.
Алтон понял, что она отказалась ехать, чтобы причинить ему боль, хотя прогулка верхом доставила бы ей удовольствие: но ведь они мечтали о том, как хорошо было бы устроить скачки, когда были наедине в греческом храме.
И вместо Сильвины маркиз оказался в обществе мистера Каддингтона, графа и Клайда и постарался завершить прогулку так быстро, как только позволяли приличия.
Хотя Сильвина смогла устоять перед лошадьми маркиза, перед его собаками она не устояла.
Приехав в Алтон-Парк, она сразу же увидела двух охотничьих собак, коричнево-белых спаниелей-спрингеров, которые взволнованно вскакивали всякий раз, как маркиз входил в комнату, и следовали за ним по пятам всюду, где только им позволялось.
Однажды, зайдя в салон, маркиз застал Сильвину сидящей на коврике у камина, обхватившей обеих собак руками. На ее прекрасном лице читалась нежность. При появлении маркиза спаниели вскочили и кинулись к нему, забыв своего нового друга, и на мгновение ему показалось, что девушка посмотрела на него с укором, так, словно он лишил ее последней отрады.
— Я рад, что вам нравятся Ромул и Рем, сказал Алтон. — Я купил их щенками, приехав из Рима. — Он знал, что, раз она изучала античность, ей должна быть знакома легенда о двух сиротах, вскормленных волчицей, которые, повзрослев, основали Рим.
— Мне кажется, эти имена на редкость подходят вашим собакам, милорд, — не без язвительности проговорила девушка.
— Сильвина! — воскликнул он. — И вам не стыдно намекать мне, что я — волчица?
На одну секунду на ее щеках показались ямочки, и она бросила на него озорной взгляд; но в этот момент с террасы, откуда он любовался пейзажем, в салон вошел мистер Каддингтон.
Увидев, что Сильвина сидит на полу, он нахмурился и резко спросил:
— Вам нездоровится?
В его голосе слышались неодобрение и упрек. Вспыхнув, девушка поднялась и отошла в дальний конец комнаты, где герцогиня объясняла Клайду какой-то трудный пасьянс.
На ленч приехали принц Уэльский, миссис Фитцгерберт и другие гости. Их присутствие, несомненно, вызвало восторг у мистера Каддингтона. Маркиз заметил, что, хотя Сильвина держалась сдержанно и скромно, она очаровала всех, кто с ней общался.
Действительно, словно под действием какого-то невидимого магнита, к ней тянулись и мужчины, и женщины. Сжав зубы, маркиз не смог не подумать о том, что мистер Каддингтон угадал — она может стать прекрасной хозяйкой в его доме.
Когда принц уходил и Сильвина сделала ему низкий реверанс, тот сказал:
— Я прекрасно помню вашего отца, мисс Блейн, это был чрезвычайно одаренный человек. А когда я был еще мальчиком, все мужчины Лондона были влюблены в вашу мать. Она была прекрасна.
На мгновение лицо Сильвины осветилось, и она улыбнулась той улыбкой, которую маркиз мечтал увидеть с момента ее приезда в Алтон-Парк.
— Благодарю вас, ваше королевское высочество, — мягко проговорила она, — я так тронута, что вы помните мою мать.
— Забыть ее было бы невозможно, — отозвался принц с сердечной любезностью, которая помогала ему завоевывать верность и любовь столь многих людей. Он похлопал Сильвину по руке и добавил:
— Вы очень на нее похожи, дорогая.
Он оставил после себя атмосферу дружелюбия, которую не смог отравить даже мистер Каддингтон.
В середине дня все отправились в сад любоваться полными цветов клумбами, увитыми розами беседками, деревьями и кустарниками, которым ножницы садовников придали всевозможные причудливые формы, и, конечно же, лабиринтом.
