Элизабет Чедвик - Любовь не кончается: Эйлит
Он почувствовал, как на миг встали дыбом волосы на затылке: внутри могла быть только Эйлит. Замерев на месте, Рольф не решался ни войти в кузницу, ни вернуться домой.
«Мои братья, мой ребенок, мой муж…»
Эти слова снова всплыли в памяти, напомнив о бессонной ночи.
Собравшись с духом, он осторожно открыл дверь мастерской и бесшумно переступил порог. Кузница все еще хранила запах дыма и раскаленного железа, хотя огонь потух в день смерти хозяина. Эйлит стояла, навалившись на рабочий стол. В правой руке она держала длинное лезвие незаконченного скрамасакса, прижимая его к запястью левой руки. Глаза покраснели, лицо опухло от слез. Услышав скрип двери, Эйлит подняла глаза и увидела вошедшего. Затаив дыхание, она попыталась вонзить незаточенное лезвие в плоть.
— Нет! — воскликнул Рольф и бросился вперед. Эйлит попыталась убежать, но он, оказавшись проворнее, поймал ее и прижал к каменной стене. Пытаясь обезоружить Эйлит, Рольф подивился ее отнюдь не женским ловкости и силе. В процессе отчаянной схватки их тела оказались плотно прижатыми друг к другу, а одежда покрылась пятнами крови, стекавшей с запястья Эйлит. Наконец Рольф вырвал из ее цепких пальцев нож и отшвырнул его в угол кузницы.
— Отпустите меня! — закричала Эйлит. — Оставьте меня в покое! Я хочу умереть. Я хочу отправиться к Голдвину и к моему сыночку.
В порыве ярости она попыталась оттолкнуть Рольфа, но он схватил ее за правую руку, одновременно поднимая вверх левую, чтобы остановить кровотечение.
— Убив себя, вы попадете в ад. И уже никогда не увидите ни мужа, ни ребенка. Священники даже не позволят предать ваше тело земле. Скорее всего, его сбросят в ров за городом.
Еще несколько мгновений Эйлит сопротивлялась, но затем ее тело обмякло и бессильно прильнуло к Рольфу.
— Ради кого мне жить? — уткнувшись носом в его плечо, всхлипнула она.
От неожиданности Рольф опешил, не зная, что предпринять. Арлетт никогда не вела себя таким образом, никогда не давала волю чувствам. Если она и плакала, то где-нибудь в укромном месте, спрятавшись от посторонних глаз. Что касается других женщин, с которыми ему доводилось иметь дело, то там он знал лишь призывно распростертые руки и широко раздвинутые ноги.
— Уверен, что есть ради кого, — растерянно пробормотал Рольф, мысленно призывая на помощь всех, кого мог вспомнить: и служанок Эйлит, и священника, и даже Оберта.
— Ради кого же? — с вызовом в голосе уточнила Эйлит.
Рольф попытался собраться с мыслями, но, увы, безуспешно. Что он мог сказать? Чем мог утешить? Пообещать, что когда-нибудь она все равно воссоединится с теми, кого любила? Язык не поворачивался сказать такое. Сказать, что она еще найдет другого мужа, означало бы навлечь гнев на свою голову. Неожиданно его осенила догадка. Как же он сразу не подумал?
— Я искренне сожалею о том, что ваш муж и ребенок мертвы, — торопливо заговорил Рольф, стремясь как можно скорее перейти к сути дела. — Но есть еще один ребенок, новорожденный младенец, который нуждается в вашей помощи. Два дня тому назад жена Оберта де Реми родила сына, но она очень плохо перенесла роды и не может кормить его сама. Поэтому Оберт ищет кормилицу.
Эйлит пренебрежительно фыркнула.
— С какой стати вы решили, что я захочу жить ради норманнского ребенка?
— Если вы не согласитесь, он умрет.
— Я не верю вам.
— Уже две женщины, имеющие грудных детей, нашли причины, чтобы не приходить в монастырь. Дело в том, что они англичанки, а кормить, как вы верно подметили, нужно норманнского ребенка.
— Но мой муж назвал Оберта де Реми ничтожеством, — упорствовала Эйлит, правда, уже не так уверенно, как прежде. Это не укрылось от внимания Рольфа.
— Муж, но не вы… Кроме того, если я правильно понял, вы дружили с Фелицией.
Не вымолвив ни слова, Эйлит перевела взгляд на измазанные в крови руки Рольфа. На его накидке тоже виднелись алые брызги. Казалось, ее принесли из лавки мясника.
Кровотечение из раны на запястье почти прекратилось. Рольф ослабил хватку. Затем отстранился, поднял скрамасакс с пыльного пола и бережно положил его на скамью.
— Мальчика нарекли Бенедиктом. От голода он кричит так, что уши закладывает, — тихо добавил Рольф, чувствуя, что, если бы в его силах было придать сыну Фелиции образ умершего мальчика, он бы непременно сделал это.
Эйлит отвернулась к холодному камину. Рольф заметил, как она правой рукой сжала раненое запястье, и понял, что битва выиграна..
— Не могу же я идти в таком виде.
— В таком случае наденьте другое платье и приведите себя в порядок.
— Но Голдвин, мой сын. — Голос Эйлит оборвался, на глазах выступили слезы. — Я должна проследить, чтобы их похоронили согласно обычаю.
— Предоставьте это мне. Я обо всем договорюсь со священником, — заверил Рольф, тщательно скрывая нетерпение. Он мысленно уговаривал себя не торопить события. — Когда все будет готово к погребению, он навестит вас в монастыре и известит.
Неторопливо подойдя к двери, он открыл ее и добавил:
— Ребенку всего два дня от роду. К счастью, он здоровый и сильный.
Эйлит тоже подошла к дверям.
— Вы сказали, его зовут Бенедикт?
— Да, в честь отца Оберта. Но похож он на мать, а это хорошее предзнаменование.
По-прежнему заплаканные глаза Эйлит немного ожили. Она бросила на Рольфа колючий взгляд.
— Благодарности от меня не ждите.
— Я получу ее от Оберта, — сухо ответил он.
Дверь открыла монахиня. Эйлит вошла в скромно обставленную чистенькую келью с выбеленными стенами и высоким окошком.
Оберт сидел на шерстяном покрывале и держал за руку спящую жену. Услышав скрип двери, он оглянулся.
— Эйлит?! — Его усталое лицо на мгновение посветлело, но затем снова помрачнело. Он вскочил на ноги. — Но что ты здесь делаешь? Тебя прислал Голдвин? Он меня простил?
— Голдвин мертв. — Каждое слово вонзалось в ее сердце словно кинжал. Господи, ну почему Рольф де Бриз помешал ей, вынудив остаться на этой грешной земле и терпеть эти муки? — Он умер во время коронации вашего «дорогого» герцога.
— О, нет, Эйлит!
— Не прикасайся ко мне, — воскликнула Эйлит, отпрянув от Оберта, как от прокаженного. — Мой муж назвал тебя ничтожеством. Если бы не твоя жена и не твой ребенок…. Если бы не вмешательство Рольфа де Бриза, — добавила она, поморщившись, — я бы ни за что на свете не пришла сюда.
— Рольф? — Оберт выглядел еще более растерянным. Дрожащей рукой он пригладил непослушные кудри и протер слезившиеся от усталости глаза.
— Он сказал, что вы ищите для сына кормилицу. Надеюсь, он не солгал?
