Жюльетта Бенцони - Кровавая месса
— А вы не боитесь, что он может сбежать?
— Это бы меня крайне удивило. Кроме того, мне нужен дом мисс Лауры Адамс. Нам не хватает времени, чтобы приготовить другое убежище. Я бы, конечно, мог отправить принцесс из Парижа в провинцию к американскому посланнику и моему другу губернатору Моррису. Но он сходит с ума при виде любой хорошенькой женщины и вполне способен начать ухаживать за сестрой Людовика XVI. И потом, я уверен, что Мадам Елизавета не согласится Оставаться в доме, где каждый вечер устраивают праздники.
— Но это было бы отличным прикрытием, — задумчиво произнес Питу.
— В этом вы правы, но Мадам Елизавета способна вернуться вместе с племянницей обратно в Тампль, если для них не найдется места в монастыре…
21 июня Жоэль Жуан, которого Лаура послала за покупками, внезапно исчез. Лауру заранее об этом предупредили, поэтому она не стала его искать, а лишь испытала чувство огромного облегчения. Теперь ее ничто не будет отвлекать от ожидания чудесного события, которое ей предстоит пережить с наступлением сумерек.
В этот день летнего равноденствия было холодно и сыро. Луна в последней четверти появлялась только к утру и не могла помешать заговорщикам. К шести часам вечера тридцать человек под командованием Кортея вышли из секции Лепелетье. Тридцать похожих друг на друга фигур с ружьями на плечах стройной колонной шли по бульвару по направлению к Тамплю. Собирался дождь, поэтому солдатам приказали надеть форменные накидки поверх синих мундиров с белыми ремнями, что было на руку заговорщикам.
Жан де Бац — или вернее солдат Национальной гвардии Форже — шел вместе со своими товарищами. Он старался ни о чем не думать, сознавая, что должен сыграть свою роль как можно лучше. И все же, когда они проходили мимо ворот Сен-Дени, Жан не смог удержаться и взглянул на угловой дом на улице Луны. Барон снова вспомнил тот день пять месяцев назад, когда он стоял с подзорной трубой в воротах этого дома и тщетно искал в толпе знакомые лица. Потом появилась зеленая карета, в которой короля везли к эшафоту. Жан вновь услышал тот страшный рокот барабанов и свой собственный крик. Он призвал тогда замерших от ужаса людей спасти своего монарха, человека доброго и справедливого, виноватого только в том, что не позволил стрелять в свой народ… И с прежней силой в его душе вспыхнули ярость и отчаяние. Но на этот раз у него все должно получиться!
Под веселую дробь барабана гвардейцы шли вдоль бульвара. Прохожие приветливо поглядывали на них, мальчишки пытались пристроиться к колонне и прошагать рядом хоть несколько шагов. Наконец они подошли к башне Тампля, и начались обычные формальности. Сверху спустился караул, бесстрастному с виду Кортею сообщили пароль. Пока уходили те, чья смена закончилась, часть пришедших расположилась в зале на втором этаже, остальные поднялись наверх. В этот момент появился Мишони, пожал руку Кортею и поприветствовал остальных. Управляющий тюрьмами улыбался — все шло на удивление гладко.
Внезапно раздались отчаянные крики, рыдания, топот ног — Тизоны узнали о том, что их дочь исчезла. Супруги сбежали вниз по лестнице; казалось, они сошли с ума. Жена плакала, захлебываясь слезами, муж требовал, чтобы их отпустили искать их бедную Пьеретту. Тизонов постарались успокоить, но ничего не помогало. Наконец Мишони с досадой произнес:
— Идите, но возвращайтесь поскорее, иначе придется и вас искать. Пропустите их!
Стражники, не принимавшие участия в заговоре, с удивлением смотрели на Кортея и Мишони. Откуда вдруг такая снисходительность? Впрочем, репутация обоих не вызывала у них никаких сомнений. Кругом было так тихо и спокойно, а в помещении для стражи — так душно и жарко… Стражники с удовольствием отправились бы пропустить по стаканчику в одну из таверн, во множестве открывшихся вокруг Тампля. В конце концов, кому они могли понадобиться ночью? Посоветовавшись, несколько стражников решили попросить разрешения выйти. Им его охотно дали.
Время шло. В полночь де Бац и те, кто тоже участвовал в заговоре, должны были подняться к женщинам и надеть на них накидки, выданные сегодня вечером. Маленького короля де Бац решил вынести сам, прижав его к себе, спрятав под широкой накидкой. Людовик XVII даже для своего возраста был маленьким и легким, а в башне и днем было не слишком светло…
Оставалось еще одно препятствие в лице некоего Симона, но от него решили избавиться попозже. Этому бывшему башмачнику лет пятидесяти всегда не везло. Башмачник из него вышел никудышный, тогда он решил стать «ресторатором» и открыл харчевню, но и она не приносила никакого дохода. В довершение ко всему он овдовел и остался с дочерью на руках.. Неудачи озлобили Симона; во всех своих бедах он был склонен винить «господ», которые притесняют простой народ и наживаются за счет бедняков. Симон ненавидел королевскую власть и увидел в революции возможность как следует устроиться в жизни.
А потом впервые в жизни Симону повезло. Ему удалось снять квартирку — которую с трудом можно было так назвать, поскольку она состояла из одной комнаты и двух закутков без окон, — в двух шагах от квартала, где обитали Дантон, Марат, Фабр д'Эглантин и некоторые другие республиканцы. Он завел с ними дружбу, и вскоре его новые друзья дали ему пост комиссара Коммуны, который должен был заниматься в основном Тамплем. Это позволяло Симону, по его же собственным словам, наслаждаться в течение всего дня унижением «австриячки, еще двух гарпий и волчонка». Под защитой Марата и Робеспьера Симон чувствовал себя неприкосновенным и беззастенчиво этим пользовался.
Солдаты, несущие караул в Тампле, Симона не любили, а Кортей и Мишони его ненавидели и презирали. Де Бац знал, что в день побега Симона необходимо удалить, и в одиннадцать часов это было сделано. Симону принесли записку от Марата, чей почерк был ему хорошо известен. Марат просил Симона немедленно прийти для решения очень серьезного вопроса.
Симон колебался не больше минуты. В этот вечер в тюрьме царили покой и тишина, кроме того, он всегда мог рассчитывать на Кортея и Мишони: уж они-то и муху не пропустят.
— Меня вызывает Марат, — сообщил он Мишони. — Думаю, это ненадолго; я очень скоро вернусь.
Узнав, что Симон удалился, де Бац вздохнул с облегчением: до квартала Одеон путь неблизкий, они должны были успеть.
К полуночи заговорщики начали собираться. Де Бац и двое других, которые должны были стоять на лестнице, надели свои накидки.
— Все готовы? — спросил Кортей. — Тогда вперед! Маленькая группа вышла из стен кордегардии и начала подниматься по темной каменной лестнице, но внезапно снизу раздались крики:
— Стойте! Стойте! Всем оставаться на своих местах!
