Бренда Джойс - Игра

Его рубашка насквозь промокла от пота. Все завязки на ней развязались, открыв взгляду мускулистую грудь и большую часть плоского живота. Она знала, что не должна смотреть ниже, но ее взгляд сам собой соскользнул вниз — и этого было достаточно.

Он был сильным мужчиной, с сильным телом, умом и волей, и он был очень возбужден.

Он наблюдал за ней и заметил ее взгляд.

Правильно. Я все еще хочу вас, Катарина. Вы все еще нужны мне.

Ей хотелось заткнуть уши. Даже его слова обладали мощью обольщения.

— Но я-то не хочу вас.

Он посмотрел ей в глаза, и Катарина покраснела. Прежде чем он успел сообщить, что она тоже его хочет, она добавила:

— Мое тело может хотеть вас, но я хочу Хью.

— Вы шесть лет считали его мертвым. Не пытайтесь убедить меня, что все это время вы хранили ему верность, — скептически сказал он.

Действительно, она почти совсем не вспоминала Хью все эти годы, но тем не менее продолжала настаивать:

Я люблю его. Он мой суженый, и скоро мы станем мужем и женой.

Лэм улыбнулся, это была очень опасная улыбка.

— Вот как?

— Да. — Катарина вся сжалась.

Внезапно он придвинулся, возвышаясь над ней.

Я так не думаю.

Вряд ли он мог угадать ее тайные страхи, что Хью давным-давно позабыл о ней и вовсе не собирался на ней жениться.

Вы ошибаетесь, — прошептала она. У нее перехватило дыхание.

— Разве? — Он скривил губы. На одно напряженное мгновение они скрестили взгляды. — Скоро мы узнаем, Катарина, действительно ли вы нужны своему суженому, не так ли?

— Да, — выдавила Катарина, вцепившись в покрывало.

Лэм стоял совершенно неподвижно.

А когда он откажется от вас, тогда вы придете ко мне по своей воле?

Она шумно вздохнула, этот вздох напомнил удар бича.

Придете? — настаивал он, сверкая глазами. — По своей воле?

— Нет!

Мгновение он еще смотрел на нее, потом резко повернулся и быстро вышел. Когда дверь с грохотом захлопнулась за ним, Катарина без сил рухнула на постель. И прошло еще очень много времени, прежде чем она решила, что пора спать.

Глава десятая

В ночной темноте Лэм мерил шагами палубу своего корабля. Крепкий попутный ветер хлестал его по лицу. Он остановился в луче неяркого лунного света, не замечая ледяных брызг.

Челюсти его были сжаты, и все лицо выдавало внутреннее напряжение. Он ощущал себя взведенным, как готовый к выстрелу арбалет.

В его ушах звучали ее рыдания, ее проклятия, ее обвинения.

Он не был таким, как Шон О'Нил. Не убийца и не насильник, черт побери. Он грабил для королевы, всегда по ее специальному разрешению. Его цели всегда были политическими. В этих схватках погибало немного людей, гораздо меньше, чем во многих других. Обычно он отпускал команду захваченного корабля, забирая добычу, которой распоряжался по собственному усмотрению. И он еще не изнасиловал ни одной женщины — и никогда этого не сделает.

Лэма пробрала дрожь. У него было много женщин, некоторые из них — невинные жертвы обстоятельств, захваченные им на море. Но он никогда не пытался обольстить совершенно неопытную девушку или такую, которая не сделала ему хоть какого-то намека, что она в этом заинтересована.

Катарина была первой.

Лэм решил соблазнить Катарину, невзирая на ее неопытность, невзирая на ее очевидное нежелание. Он знал, что из-за этой неопытности, из-за этого нежелания он должен оставить ее в покое. Но он просто не мог.

Она была необычной, исключительной женщиной, подобно своей матери, Джоан Батлер Фитцджеральд, о которой ходило столько легенд. Его не могли оттолкнуть ни ее гордость, ни непокорность, ни независимость. Совсем наоборот. Теперь, когда он немного узнал эту девушку, он желал ее еще сильнее. Другие женщины в сравнении с Катариной казались бесцветными.

Но Лэм не хотел поступать подобно своему отцу — брать что захочется, не считаясь с другими. А Катарина явно решила не поддаваться ему. Лэм знал, что может обольстить ее, довести до такого состояния, когда она станет умолять его взять ее. Но теперь он заподозрил, что в этом случае она возненавидит его еще больше.

Ему пришло в голову, что принудительное обольщение настолько похоже на насилие, что может вполне оправдать его репутацию истинного сына Шона О'Нила.

Лэм вцепился в мокрое деревянное ограждение. Что же ему делать, черт побери?

Высокоморальный мужчина отдал бы ее за Хью Бэрри. Но Лэм был на такое не способен.

Он был в ярости. В ярости на себя за то, что так слепо желал ее. В ярости на нее за то, что она довела его до этого, показала, насколько он в действительности похож на своего отца. Ему стало стыдно, что он поступил как дикарь, что предстал перед леди Катариной Фитцджеральд диким зверем, не способным укротить свои желания.

Катарина стояла у иллюминатора в каюте Лэма. Она видела землю. Она отчетливо видела дикий берег Ирландии.

За прошедший день она починила свое бедное, изуродованное платье и давно привела себя в порядок. Торопливо покинув каюту, она буквально взлетела по узким ступеням на палубу. Еле перевода дыхание и не замечая этого, она прошла к ограждению борта. Она улыбнулась, глядя на родную землю, которую не видела шесть долгих лет. С приближением корабля к бледной полосе песка у подножия утесов ее улыбка становилась все шире. Она откинула голову и засмеялась, не в силах сдержать возбуждения.

— Доброе утро, Катарина.

Смех замер на ее губах, и она повернулась к Лэму. Она не видела его с позапрошлого вечера, когда ему почти удалось ее соблазнить. Он не улыбнулся, так же как и она. Он быстро окинул взглядом ее лицо, задержавшись на губах, потом скользнул глазами по груди. Невозможно было усомниться в том, о чем он думает. Катарина почувствовала, что краснеет. Она тоже внимательно разглядывала его и ничего не могла с этим поделать. Если бы только не было той ужасной ночи!

— Доброе утро, — ухитрилась ответить она, отвернувшись, стараясь не замечать его близости и надеясь, что станет безразличной к его присутствию.

— Вы так рады меня видеть, — промурлыкал он. — Я надеялся, что возможно, наша краткая разлука заставит вас лучше думать обо мне.

Катарина смотрела прямо перед собой.

Я думаю только об одном человеке — и это не вы.

— Ах да, о вашем давно утерянном любимом. Или лучше сказать, о давно умершем?

Она повернулась и пронзила его взглядом.

— Я бы предпочла, чтобы вы вообще о нем не упоминали.

— Но это невозможно. — Он не сводил с нее глаз. — Меня сжигает ревность при одной мысли о вас вместе с Хью. — Он понизил голос. — И вам наверняка это известно, Катарина.

— Мне известно одно — что вы бессовестный мерзавец, искушенный в обольщении так же, как в насилии и убийстве.