Александра Хоукинз - Мой желанный и неприступный маркиз
— Ты записала о нашей встрече в своем дневнике?
Она прикрыла рот ладошкой, чтобы не рассмеяться.
— Это было бы не слишком разумно — ведь мы стараемся сохранить наши встречи в тайне.
— Разумеется. — Он откашлялся и выглядел несколько стесненным.
— Если только ты полагаешь, что эта встреча настолько важна, что следует ее должным образом зафиксировать.
— Совсем нет… я упомянул об этом потому, что, кажется… — он заметил ее ухмылку, — …ты меня дразнишь.
— Немножко, — ответила она, открывая книжку. — Ты прав. Это дневник, но я использую его для набросков и эскизов, записываю то, что вызвало мой интерес.
Темпест перелистала страницы до последнего наброска.
— Как сам видишь, я как раз зарисовывала нос Нерона, когда пришли вы с лордом Кемпторном.
Шанс взял у нее из рук дневник, чтобы рассмотреть рисунки. Он продолжал молчать, с каждой секундой девушка нервничала все больше.
— У тебя настоящий талант, Темпест, — произнес он, не отрывая взгляд от страниц. — Ты и красками пишешь?
Его похвала и искренний интерес к ее работам взволновали девушку.
— Большинство работ сделано акварелью, но я баловалась и маслом.
Темпест подняла взгляд на маркиза, и от той пугающей связи, которую она ощутила, пульс участился.
— Насколько я понимаю, то, что ты называешь баловством, — настоящие произведения искусства.
— Ты льстишь мне.
— Не скромничай, — сказал он. — Тебе стоит пригласить учителем одного из членов Королевской Академии.
Неприятно, когда о твоих потаенных мечтах говорят вслух! Особенно человек, общения с которым следует избегать изо всех сил. Темпест покачала головой. Ее тронуло, что Матиас так высоко оценил ее работы, но ее отец никогда и ни за что не допустит, чтобы его дочь якшалась с художниками.
Она забрала у Шанса дневник.
— Рисую я неплохо, но до Королевской Академии не доросла.
— Откуда ты знаешь, если никого не спрашивала?
Темпест недовольно закатил глаза.
— Потому что знаю, — резко оборвала она. — Простой набросок императорского носа не означает, что мне следует докучать членам Королевской Академии.
— Темпест… — начал он.
Она захлопнула дневник.
— Если ты намерен уговаривать меня сделать то, что я не хочу, тогда нам стоит тут же расстаться.
Темпест встала со скамьи, Шанс схватил ее за руку.
— Останься. Обещаю, что больше не затрону этой темы, но при одном условии.
Казалось, что маркиз раскаивается, но смирение совершенно ему не шло. Она громко вздохнула, понимая, что еще пожалеет, что приняла его условия.
— При каком?
— Садись рядом со мной и рисуй, — проговорил он и потянул за руку, не оставляя ей выбора: либо устроить сцену, либо уступить такой простой просьбе.
Темпест села.
— Ты хочешь, чтобы я что-то нарисовала, — произнесла она, уверенная, что это всего лишь предлог, чтобы она не уходила.
— Рисуй, что пожелаешь, — ответил он, вовсю используя свое знаменитое обаяние, чтобы уговорить ее. — Все, что душа пожелает.
Она склонила голову набок, вопросительно взглянула на собеседника.
— А вы что будете делать тем временем, милорд?
— Составлю вам компанию.
Его мотивы настораживали Темпест, и он не мог ее за это винить.
Сложно было отбросить предубеждения, которые пробуждала его мерзкая фамилия, не обращать внимания на чувство вины, которое грызло изнутри за то, что просто флиртуешь с врагом.
Она была для него таким же врагом, как и он для нее.
А еще Матиас стал осознавать, что первоначальное влечение, которое он почувствовал к этой девушке, со временем только усиливается. Он видел, что Темпест тоже это чувствует, но продолжает сопротивляться своим чувствам. И ее сегодняшнее присутствие в музее лишь доказывало, что это сражение проиграно.
Пока она рисовала, он любовался ее профилем. Он бы с удовольствием полистал странички, посмотрел ее остальные работы и записи, но сегодня он и так много от нее потребовал.
— Я встретил твоих младших сестер и, как ни прискорбно, Маркрофта, — сказал он, желая как можно больше разузнать о ее жизни. — У тебя есть еще братья или сестры?
Темпест настолько была поглощена рисунком, что не сразу поняла, о чем он спрашивает. Она выпрямилась, несколько раз недоуменно моргнула.
— Ты что-то спросил о брате?
— Не совсем. Если тебе все равно, я бы предпочел забыть, что вас связывают родственные связи.
Темпест заерзала на скамье, повернулась так, что коленями коснулась бы его бедра, если бы они сидели поближе. В таком положении он не мог видеть, что она рисует, но зато прекрасно мог разглядеть ее лицо.
— Бывают дни, когда я сама бы с радостью забыла, что Оливер— мой брат, — призналась она, застенчиво улыбаясь. Матиаса ее улыбка подкупала. — И тем не менее он человек хороший.
Маркиз фыркнул, но решил, что лучше с ней не спорить. Нравится ему или нет, но Маркрофт — ее родной брат. Если он будет обижать ее брата — доверия девушки не завоюет.
— Я спросил, если ли у тебя еще братья и сестры, кроме тех, кого я уже видел.
Она опустила глаза на открытый дневник.
— Только Оливер, Арабелла, Августа и я, — ответила она, размахивая в воздухе карандашом. — Мне сказали, что у матушки возникли осложнения, когда она рожала Арабеллу. Боялись, что она потеряет ребенка — мать чуть не умерла при родах.
Поскольку он был холостяком, он не мог рассуждать о подобных вещах.
— Иногда у дам возникают сложности.
Матиас вспомнил собственную мать. Герцогиня Блекберн родила шестерых. В глазах маленького мальчика его мать преодолевала жизненные изменения с невероятным самоотречением. И только повзрослев, он стал понимать, насколько сильно сказались эти беременности на его отце. Герцог души не чаял в жене и баловал ее как мог, правда иногда, когда Матиас заставал отца врасплох, он видел его напряженное лицо. Страх, который герцог старался скрыть, — страх за здоровье жены и еще не рожденного ребенка. Его матери повезло. Все дети родились здоровыми, она с минимальными потерями оправлялась от родов.
— Когда моя сестра родилась, она была совсем крошечной, но сильной. — Темпест нахмурилась, глядя на свою работу. — Маме понадобился почти год, чтобы восстановиться. Следующий ребенок оказался мертворожденным. Как мне сказали, мальчик. После этого еще три срыва. Все сомневались, что мама сможет выносить еще одного ребенка, но через несколько лет Августа своим появлением удивила всех. А ты? В книжной лавке я видела твою мать… и, насколько я поняла, две молодые дамы — твои сестры?
