Александр Дюма - Консьянс блаженный
— А, это вам не по карману, — сказал, посмеиваясь, Матьё. — Но разве это не правда, что у вас есть припрятанные сокровища?
— Увы, — вздохнул папаша Каде, — если бы они у меня были, разве заставлял бы я свою невестку, вдову моего бедного Гийома, тащить борону?!
— Это так, — подтвердил Матьё, уловивший и взгляд Мадлен, и интонацию папаши Каде; он понял, что услышанное им — правда, горькая и печальная. — Но даю вам слово, я возьму за Пьерро немного.
Папаша Каде посмотрел на Пьерро: то был отличный осел, с лоснящейся шерстью, с длинными прямыми ушами и великолепной черной полосой по крупу. Убедившись в том, что осел хорош, старик не решился спросить, сколько же хотят за него.
Сосед Матьё прекрасно видел, чтό на уме у старого крестьянина, и поспешил его успокоить.
— О, это будет недорого, — сказал он, — тем более что вам никогда больше не представится такой случай. Я отдам Пьерро за шестьдесят франков, а вы выплатите их за три года — по двадцать франков в год, на Святого Мартина-зимнего. Я говорю, что отдам, и согласитесь: это просто подарок.
С правдой спорить не приходилось.
Поэтому папаша Каде, как ни хотелось ему поторговаться, не отважился на это.
Он посмотрел на Мадлен, но та отвела взгляд: она не хотела толкать свекра на такие расходы.
— Надо посмотреть, — ответил старик.
— Смотрите, смотрите, — откликнулся сосед Матьё, — любому другому это стоило бы восемьдесят франков, а вам — всего шестьдесят; впрочем, я не продам Пьерро, не предупредив об этом вас.
— Спасибо, — вновь поблагодарил папаша Каде, — вы очень добры.
— Дело в том, что вы славные люди и заслуживаете, чтобы Господь ниспослал вам благословение, так что, когда захотите, Пьерро будет ваш. Ну, Тардиф, пойдем!
И, усевшись на осла, Матьё двинулся домой, а следом за ним — бык: того не надо было подгонять, ведь он знал, что в яслях его ждет охапка свежескошенной травы, и шел так быстро, что это противоречило его имени.
Папаша Каде ответил «Надо посмотреть» вовсе не потому, что не увидел выгоды в предложенной сделке, а потому, что Пьерро понадобится ему только для будущей вспашки, а до той поры кормить его было бы пустой тратой средств.
Пьерро все равно никуда от него не денется, раз сосед Матьё пообещал предупредить его, если будет продавать осла.
К тому же старику предстояло еще одно дело, прежде чем купить Пьерро, — надо было построить конюшню.
Пахарь стал тележечником, чтобы изготовить борону, а тележечник стал каменщиком, чтобы построить конюшню.
К счастью, за домом имелось свободное место, а в полях валялись камни — так что требовалось приобрести несколько мешков гипса, вот и все.
Папаша Каде взялся за дело, никому ни о чем не говоря, ведь построенная заранее конюшня могла только повысить Пьерро в цене. Сосед Матьё был славный человек, но и славного человека дьявол искушает по семи раз в день, да и то мы называем самую малую цифру, потому что семь раз — это излюбленный счет у святых.
В соответствии со своими тайными намерениями старик составил план достаточно просторной конюшни, чтобы поместить в ней двух животных.
Осел в паре с быком — это предел его мечтаний, и вот, наконец, его желания достигли этого предела.
Через три месяца конюшня была построена, а также и оборудована снаружи и внутри: снаружи — ставней, а внутри — яслями.
На следующий день после того как завершилось строительство конюшни, старику померещилось, что он слышит оттуда рев осла.
Удивленный, он пошел в конюшню посмотреть, в чем дело.
Пьерро стоял в своем новом жилище и жевал охапку свежей травы, брошенной в ясли.
Старик почесал затылок и вернулся в дом. Там он увидел соседа Матьё, вошедшего через одну дверь, пока он сам выходил через другую.
Сосед ждал папашу Каде и приветствовал его с лукавым видом.
— Скажите-ка, — спросил старик, — это вы привели мне Пьерро?
— Ну, разумеется, — подтвердил Матьё.
— Но, сосед, я вас об этом не просил.
— Не просили, это правда, но я видел, что вы строите конюшню и сказал себе: «Видно, папаша Каде всерьез вознамерился купить Пьерро», а поскольку я вчера обзавелся вторым быком и у меня в стойле не хватает места для трех животных, то подумал, что в самый раз переселить теперь Пьерро. Вот я и привел его в вашу конюшню.
— За ту же самую цену? — обеспокоенно осведомился старик.
— О, порядочный человек держит свое слово! Шестьдесят франков — вот все, что вы мне должны: двадцать франков на будущего Святого Мартина-зимнего и еще по двадцать франков в следующие два года.
Папаша Каде минуту раздумывал; по его лицу нетрудно было заметить, что в его голове ворочается трудная мысль.
Наконец он высказал свое соображение:
— А если заплатить сразу, не сделаете ли вы небольшую скидку?
— Ну и шутник же вы! — промолвил сосед Матьё. — Я-то знал, что у вас есть клад.
— Об этом и речи нет! Я вас спрашиваю, так и ответьте мне по-человечески: сделаете вы скидку или не сделаете?
— Если уж на то пошло, я мог бы сделать скидку на десять ливров, но за вами будет бутылка.
— Я предпочел бы скидку на десять ливров без всякой бутылки.
— Ах, да, — откликнулся, смеясь, сосед Матьё, — я забыл, что вы почитатель чистой воды.
— От вина мне бывает плохо, — пояснил папаша Каде.
— Ну что ж, давайте пятьдесят ливров, и, поскольку я не такой старый скряга, как вы, сам заплачу за бутылку.
— Хорошо, — согласился папаша Каде, — идите к себе, и я вам принесу пятьдесят ливров.
— Ага, — отозвался сосед Матьё, — это чтобы я не видел тайник, где вы их прячете. Ох и хитрец же вы, папаша Каде!
Сосед Матьё был хитер ничуть не меньше старика и точно разгадал его замысел.
Папаша Каде отрицал, что промедление с выплатой денег кроется в этом, но протесты старика только укрепили соседа Матьё в его догадке. Он вышел, покачивая головой и повторяя:
— Ох и хитрец же вы, папаша Каде! Ох и хитрец!
Как только сосед удалился, старик закрыл за ним дверь, вышел на лестницу и прислушался, не собирается ли Мадлен по какой-нибудь надобности покинуть свою комнату; затем бесшумно подошел к своей кровати и, встревоженно оглядываясь, извлек из тайника, встроенного в стену, металлическую коробку, открыл ее ключиком, привязанным к петле кармана на штанах тонким кожаным ремешком, осторожно откинул крышку, словно опасаясь, что пятнадцать лежащих в коробке луидоров окажутся крылатыми и улетят, погрузил в коробку большой и указательный палец правой руки, взял оттуда два превосходных луидора, закрыл коробку, возвратил ее на место и дополнил луидоры до пятидесяти ливров монетой достоинством в тридцать су, извлеченной из кожаного кошелька, и десятью су, которые ему удалось наскрести в своих восьми карманах, затем со вздохом полюбовался своими двумя бедными луидорами, собравшимися поменять хозяина, и зашагал к соседу Матьё через двор, с тем чтобы, глядя на осла, утешиться в жертве, какую он совершил ради животного.
