Джорджетт Хейер - Тайное дело

никогда не даст согласия, если вы ответите отказом, моя доро­гая тетя!

– И ты не получишь моего согласия на этот брак! – отве­тила мисс Тресильян с необычайной суровостью. – Дорогое дитя, ну подумай хорошенько. Как ты можешь рассчитывать что я поступлю так неосмотрительно и разрешу тебе выйти замуж, когда опекун твоего жениха так решительно возражает против вашего брака?

Элинор увидела, что ее слова попали не в бровь, а в глаз, и не теряя времени даром, представила Люси все преимущества своего плана. Племянница выслушала ее молча. Мисс Тре­сильян обрадовалась, когда Люси крепко и тепло обняла ее.

– Вы лучшая и самая добрая из всех теть на свете! – про­возгласила девушка. – Я понимаю ваши чувства… правда, по­нимаю! И никогда не стану просить вас сделать то, что вы счи­таете неправильным! Я даже не задумывалась, насколько трудно и даже невозможно будет для вас дать согласие на наш брак! Простите меня!

Обрадованная мисс Тресильян задумалась над осуществле­нием своего плана. Ее беспокоило, что скажет ее требователь­ная старшая сестра, когда узнает, что вместо возвращения до­мой в Камден-плейс, Элинор отправится за границу?

Нельзя было сказать, что Люси с радостью принялась помо­гать мисс Тресильян в ее заботах о предстоящем путешествии, но в течение всей следующей недели девушка ни разу не воз­разила тете. Мисс Тресильян решила, что требовать чего-то большего от Люси при данных обстоятельствах просто нере­ально. Во время приготовлений к поездке мисс Тресильян при­шла мысль, что мистер Роуэли может захотеть отправиться вслед за своей возлюбленной. Скорее всего, лорд Ивер в заро­дыше подавит это намерение кузена, но она тем не менее была полна решимости добавить к его запрету и свой.

Так получилось, что мисс Тресильян не предоставилась воз­можность поговорить с мистером Роуэли с глазу на глаз. Вер­нувшись как-то утром в начале двенадцатого в дом на Зеленой улице после затянувшейся деловой встречи в Сити, она была встречена своей личной служанкой, которая безо всякого стес­нения прочитала госпоже лекцию о том, что леди не следовало бы отправляться без сопровождающих в экспедицию, которая, по мнению этого сурового критика, была несомненно чревата многочисленными опасностями.

– Завтрак уже час стынет на кухне! – с упреком сообщи­ла мисс Баггеридж, забирая у хозяйки перчаткой шаль. – Не­медленно садитесь за стол, мисс Элинор! Разве можно носиться всему городу, как угорелая! Даже не знаю, что бы сказала ваша бедная мама, если бы узнала, что вы ведете себя так опрометчиво.

С детства привыкнув к поучениям преданной служанки, мисс Тресильян молча снесла все упреки. Она сняла соломенную шляпку, которая очень ей шла, и поинтересовалась:

– А где мисс Люси? Наверное, она уже давно позавтракала.

– Этого можно было бы ожидать от воспитанной молодой девушки, – угрюмо ответила мисс Баггеридж. – Хотя с какой стати мисс Люси станет вести себя прилично, когда у нее перед глазами ваш пример…

– .. .я не знаю, это уж точно! – закончила за нее предло­жение Элинор Тресильян.

Мисс Баггеридж бросила на хозяйку сердитый взгляд.

– Мне, конечно, не подобает делать подобные замечания мисс, и я вовсе не собираюсь говорить на эту тему, но когда речь заходит о молодой девушке, разгуливающей по городу с картонкой в руках и без слуги, как самая обычная простолю­динка, совесть не позволит мне молчать.

– Если Люси вышла с картонкой, значит, она отправилась за платьем из французского батиста, которое отдали на пере­делку, – спокойно заметила мисс Тресильян.

Мисс Баггеридж недоверчиво фыркнула, но воздержалась от дальнейших замечаний. Увидев, что хозяйке подали горя­чий кофе и хлеб с маслом, она достала из кармана запечатан­ное послание и сказала недовольным голосом:

– Письмо из Бата от мисс Клары. Если хотите знать, за не­го пришлось платить целый шиллинг. Наверное, вам лучше прочитать его, но я бы на вашем месте, мисс, открыла его толь­ко после завтрака.

Дав хозяйке этот мудрый совет, служанка вышла из ком­наты, а мисс Тресильян, которая не относилась к числу людей, старающихся увильнуть от неприятной обязанности, сломала облатку на письме сестры, развернула его и, потягивая кофе, принялась читать одну за другой страницы, заполненные жа­лобами. Трудно было найти какое-нибудь другое средство, способное лучше испортить настроение, чем отчет о здоровье старшей сестры мисс Тресильян, но так как подробные описа­ния страданий, которые она испытывала от ревматизма, нерв­ного тика, приступов боли и бессонницы, были перемешаны с последними городскими сплетнями и сетованиями на невезение, которое постигло ее за вистом, мисс Элинор удалось со­хранить неплохое настроение. Она поняла, что Клара неплохо проводит время, и облегченно вздохнула, когда не нашла в письме суровой критики бедной леди, выполняющей обязанности компаньонки мисс Клары. Элинор подошла к своему письменному бюро, чтобы спрятать письмо сестры, но так и не сделала этого. Подняв крышку бюро, она увидела послание, написанное почерком Люси и адресованное ей. Мисс Тресильян с дурными предчувствиями взяла письмо племянницы и торопливо сломала облатку, которая запечатывала его.

«Дорогая, дорогая тетя. Это письмо, наверное, окажется для вас сильным потрясением, и мне остается только умолять вас о прощении. Я настоятельно прошу вас понять (и я абсолютно уверена, что вы поймете) критическое положение, в которое я попала. Только эта необходимость заставила меня действовать таким отвратительным не только мне, но, увы, и вам способом. К тому времени, когда вы прочтете эти строки, я буду находиться далеко. А когда я брошусь к вашим ногам, чтобы вымолить прощение, то буду уже женой моего обожаемого Артура. О, моя дорогая тетя, поверьте, я не пришла к этому ответственному решению без мучительной борьбы, поскольку мне трудно идти к алтарю без вашего благословения и вашего присутствия которое должно поддержать меня в такую торжественную минуту. И только мое твердое убеждение, что ваш отказ благословить наш брак проистекает не из вашего сердца, а правил так называемых приличий, дает мне смелость пойти на столь решительный шаг, который, несомненно, шокирует вас и весь свет. Мое единственное утешение (кроме блаженства стать супругой самого лучшего и благородного из мужчин) заключается в том, что вы не можете нести ответственность даже перед лордом Ивером за то, что я вынуждена назвать (хотя моя рука с трудом может вывести это слово) бегством…»

Ошеломленная таким сообщением, мисс Тресильян долго не могла прийти в себя. Она испытывала непреодолимое желание что-то предпринять… броситься в погоню, но одновременно не могла даже шелохнуться, будто ее разбил паралич. Из этого горестного состояния Элинор вывел грубый, так хорошо знакомый ей голос, который громко произнес в холле: