Елена Арсеньева - Мимолетное сияние (Марина Мнишек)
Марианна задумчиво качала головой. О, Россия – безумная страна! Здесь принято заточать неугодных жен в монастыри или вовсе уничтожать их. Марианна слышала о бабке Дмитрия, Елене Глинской. Чтобы жениться на ней, великий князь Василий Иванович заточил в монастырь свою прежнюю супругу – Соломонию Сабурову. Марианна совершенно не желала, чтобы ей хотя бы отдаленно грозила такая участь. Она мечтала остаться для мужа единственной! И решила для себя, что, если понадобится, она станет блудницей! Только бы сделаться наконец женой русского царя.
Царя?..
Верила ли она, что в самом деле выходит замуж за истинного сына Грозного?
Размышления на эту тему Марианна таила даже от себя самой, но они вернулись к ней с новой силой, когда, уже прибыв в Москву, она оказалась в Вознесенском монастыре в Кремле. Здесь жила инокиня Марфа, седьмая жена Ивана Грозного, мать Дмитрия.
Именно свидетельство этой женщины оказалось решающим для того, чтобы Россия признала в претенденте истинного царевича. Но подлинно ли мать узнала своего сына через пятнадцать лет? Или просто притворилась – из страха, из желания выбраться наконец из глухого, страшного лесного монастыря, где провела многие годы, из желания обрести почет и уважение, сквитаться со своими обидчиками? Никто этого не знал, кроме инокини Марфы, и Марианна очень хотела повидаться с ней, посмотреть в глаза, отыскать таившуюся в них истину…
Хоть монахини и пытались казаться приветливыми, встречая царскую невесту, это им удавалось плохо.
Инокиня Марфа, бывшая царица Марья Нагая, с трудом скрывала ужас при виде Марины (теперь полячку все называли только так – на русский лад) в ее кринолине – новейшая парижская модель! – и с новомодной прической.
А Марина в монастыре тоже едва сдерживала страх и даже говорила чуть слышно, словно у нее сел голос под гнетом тяжелых бревенчатых стен, так и нависавших со всех сторон. И потолки здесь оказались такие низкие, что человеку ростом повыше выпрямиться было бы невозможно. О, теперь-то Марина вполне понимала матушку Дмитрия. Окажись она на ее месте, она бы, наверное, тоже кого угодно, даже какого-нибудь неведомого проходимца, признала бы сыном, только чтобы вновь вернуться к благополучной жизни в почете! Тем более если бы это признание принесло счастье не только ей, но и целому народу! Ведь в России после смерти Годунова могла воцариться настоящая смута. Дмитрий установил в государстве порядок…
К сожалению, ни мать, ни невеста царя не смогли решиться поговорить откровенно, да и невозможно было сие, а между тем у инокини Марфы было что рассказать и чем разрешить сомнения Марины. Человек, которого она называла сыном своим и Ивана Грозного, истинно был им!
…На другой же день после смерти Грозного все Нагие вместе с Дмитрием были сосланы в Углич – подальше от Москвы. И вот тогда Богдан Яковлевич Бельский, опекун маленького царевича, понял, что Годунов способен на все. Он овладел и душой, и разумом доверчивого, слабого Федора… Но всевластие Годунова простирается лишь до тех пор, пока Федор жив, размышлял Бельский. Не быть ему спокойну, пока в Угличе подрастает следующий наследник русского трона. Ведь Дмитрий (а вернее, его опекуны) сметет Годунова с пути, когда доберется до власти, и не просто сметет, а оставит от него лишь пятно кровавое. Ну не может, никак не может Годунов допустить, чтобы Дмитрий остался жив!
И предчувствия не обманули Бельского: спустя пять лет Осип Волохов, сын няньки царевича Василисы, а также дьяк Михаил Битяговский с сыном Данилой покусились на жизнь Дмитрия, попытались ему горло перерезать. Это увидел с колокольни церковный сторож и ударил в набат. Народ кинулся во дворец царевича. Все были убеждены, что Дмитрий пал от рук убийц, и забили Битяговских и Волоховых до смерти. В поднявшейся суматохе Афанасий Нагой, брат царицы Марьи Федоровны, унес раненого мальчика и бежал с ним из Углича. Народу отвели глаза, похоронили пустой гроб. Ведь если признаться, что Дмитрий жив, Годунов рано или поздно подошлет новых убийц! Приехали из Москвы расследователи во главе с князем Василием Шуйским. Нагие думали, что тут-то конец их замыслам, однако расследователи даже не пожелали взглянуть на мертвое тело. Немедленно постановили, что царевич страдал падучей болезнью и сам себя зарезал, играя в тычку. За то, что недосмотрели за ним, Нагие после пыток были разосланы по дальним далям, Марья – насильно пострижена под именем Марфа в богом забытом Выксунском монастыре… В ссылку отправились почти все угличане и даже колокол – тот самый, что оповестил народ о свершившемся злодеянии. За то он и пострадал: лишился ушек (точно государев преступник, коему рвут ноздри и режут уши, навечно клеймя позором!) и был отвезен в Сибирь – в Тобольск.
Не более пяти-шести человек знали, что Афанасий Нагой спрятал раненого Дмитрия у бояр Романовых, ненавистников Годунова и родичей первой жены Ивана Грозного, Анастасии Романовны Захарьиной. Но еще меньше народу знало, что в Угличе покушались вовсе не на подлинного Дмитрия! На его месте в Угличе жил Юрий Отрепьев – сын бедных дворян Нелидовых-Отрепьевых.
Подмена была совершена давно – еще по пути в Углич. Именно тогда хитромудрый Бельский решил обезопасить царевича от любых козней Годунова и привез в Углич сына полунищего дворянина. Конечно, Бельский и братья Романовы, Федор да Александр, следили за жизнью юноши, который воспитывался сначала в глуши, у доверенных людей, не знающих, что за птенец подброшен в их гнездо, а потом был помещен в Чудов монастырь, под присмотр настоятеля отца Пафнутия. С его молчаливого одобрения инок Григорий (таково было имя Дмитрия в святом крещении) воспитывался скорее как боярский или дворянский сын, а не как монах. С его же попущения сей инок однажды исчез из Чудова монастыря вместе с братом Варлаамом, желавшим непременно добраться до святой земли, и вскоре оказался в Южной Руси, а затем и в Польше…
Что касается подменыша, то его после спасения приютили у боярина Александра Никитича Романова, однако Юшка Отрепьев оказался истинным сукиным сыном: поссорившись с хозяином, донес на своего благодетеля: он-де прячет у себя колдовские травы. Этого было достаточно, чтобы Борис Годунов, ненавидевший всех Романовых, которые противились его восхождению на престол, расправился с ними. Юшку постригли в монахи – по странному совпадению, тоже под именем Григория! Он бежал из монастыря и выдавал себя за чудом спасшегося царевича. Отсюда и взялась та путаница вокруг имени Дмитрия, из-за которой многие несведущие люди называли его самозванцем Гришкой Отрепьевым…
Увы, мать и невеста Дмитрия были слишком разными людьми, слишком не доверяли друг другу, чтобы найти общий язык да и хотя бы просто приветливым словом перемолвиться. Довольно было и того, что Марина вообще нашла в себе силы побывать в Вознесенском монастыре! В этом зловещем помещении ее фрейлины впали в глубокое уныние, госпожа Хмелевская плакала, не осушая глаз. В довершение их бедствий нежные желудки паненок очень страдали от грубой монастырской пищи. Правда, через пару дней Дмитрий прислал к своей невесте польских поваров, а также ларчик с драгоценностями, которые она разделила между своими дамами и этим несколько утешила их.
