Катулл Мендес - Король-девственник
Но все эти выдуманные похождения были до такой степени неправдоподобны, что даже сами злоязычники не верили тому, что говорили о ней; и вот, благодаря преувеличенным рассказам об ее распущенности, репутация мадам Солновой, так или иначе, оставалась незапятнанной.
При том же, ее опасались, зная о ее близкой дружбе с королевою, а так как страх нередко переходит в уважение, то на все старались смотреть сквозь пальцы. В общем, это было маленькое, легкомысленное создание, которое могло подчас вселять ужас; презираемое некоторыми, но любимое всеми создание, о котором по секрету рассказывали невообразимые вещи, а вслух приписывали всевозможные добродетели; по мнению одних — окончательно развращенная; — по мнению других — добродетельная! Изумительно!
Она спросила, не переставая хохотать:
— В котором это часу вы пожаловали сюда, князь Фледро? Разве солнце уже встало? Хороши, однако, немецкие нравы! У вас женщины, вероятно, надевают корсеты до зари, именно, тогда, когда мы снимаем наши. На ваше счастье, я ночевала во дворце — иначе, вы не были бы приняты. Уверяю вас, здесь еще никто не просыпался, кроме меня и маленькой красношейки, которая прилетает по утрам на мое окно и стучится в него своим клювом.
Все это она проговорила, дрожа, как в лихорадке, придерживая рукою на шее кружева мантильи, длинные концы которой падали на фуляровый пеньюар, палевого цвета, охватывавший плотно ее стан и обрисовавший впадины маленького худощавого тела; при малейшем движении, от нее веяло особого рода теплотой только что покинутой постели:
— Позволите вы мне прилечь на длинном кресле. Сегодня так холодно. Ну, а теперь расскажите, в чем дело, что вам угодно?
Несколько сбитый с толку этой болтовней и отчасти этими живыми, грациозными жестами и тем своеобразным запахом, в котором он, как знаток, находил нечто обаятельное — князь испытывал какое-то чувство неудовольствия; он, с легким поклоном, ответил ей:
— Ее величество позволили на меня надеяться.
— Что вы будете приняты лично ею? О! Князь, вы об этом и не думайте! Ведь, все знают, в чем дело. Разве можно что-либо скрыть, будучи королевой? И потому сочинили бы целую историю, так как вы приехали, конечно, по поручению короля Фридриха; ведь, не напрасно же вы проехали триста миль и, явившись на вечер в Помпейский дом, постарались стать на видное место, в то время, как проходила ее величество. Без сомненья, у вас есть к ней поручение, но политика тут не при чем. Думаете ли вы, что уже успели забыть о том, что случилось во время посещения Фридрихом II его царственного двоюродного брата и кузины? Ах! бедный малютка, король! Никогда не забуду я его печальной мины. Впрочем, он красив, только уж чересчур гладко причесан; но выражение глаз очень мягкое. Строен, как высокая молоденькая девушка, одетая в белый генеральский мундир! Но все же он был смешон — это да. Эти вздохи, вылетавшие из груди, взгляды, доходившие прямо до сердца, все атрибуты немецкого жениха, который напрасно ожидает в условленный час свою Гретхен или Шарлотту, чтобы идти с ней гулять под липами. В день отъезда, случилось даже нечто худшее. Клянусь, я едва смогла удержаться от смеха, когда увидела слезы на его глазах; он не решался тронуться с места, растерянно смотрел по сторонам, не выпускал ее рук из своих, точно Lubin в комедии. Ну, можно ли себе представить нечто подобное! Влюбиться в королеву, будучи королем! Ведь, нет возможности сохранить это в тайне. Переписка ведется через посланников; разумеется, посылают не любовные записки, а верительные грамоты; размолвки излагаются в форме протоколов, а при ссоре пишутся ультиматумы. Даже тайные свидания должны стать достоянием истории. Ведь, кому же не известно, как много шума наделали любовные похождения Клеопатры и Антония, а между тем, Клеопатра была вдова и, при том, от многих мужей. Вероятно, и ваш повелитель, король, имел такую же безумную фантазию. О! конечно, он был чересчур искренен. А так как королева добрее меня, то она пожалела его немного. И какой же скандал вышел изо всего этого! А вы еще хотите думать, что ее величество, удостоив лично принять вас, тем самым пожелает дать новый повод к различным толкам о том приключении, которое должно изгладиться из памяти, с течением времени. Никогда. Я, вот, к вашим услугам. Жалеть вам не о чем: вы почти посланница, а я, в полном смысле, посланница. Говорите же, чего желает от нее король Тюрингский?
— Выразить свои верноподданнические чувства ее величеству, — отвечал князь Фледро Шемиль, входя в роль дипломата.
— Ну, да, да, разумеется. И далее?
— Далее ничего, — еще сдержаннее проговорил он.
Едва удерживаясь от смеха, она вся дрожала, точно марионетка, когда ее разом дернут за все шнурки.
— О! Да какой же вы скрытный! — сказала она, наконец. — Сразу видно, ученик старой школы — быть всегда настороже, говорить односложно. Настоящий Талейран! «Старая песня», как выражаются мелкие журналисты. Берите-ка лучше с меня пример: говорю много, а не скажу ничего.
Он молчал.
— Но, — продолжала она, с комично-серьезным видом, — вероятно, то, чего требует ваш король, слишком серьезно? А между тем, он не похож на Дон-Жуана и ничем не напоминает того из своих предков, который готов был лишиться всего из-за любви к какой-нибудь красотке, танцевавшей почти без одежды в театре Порт-сен-Мартена. Знаете анекдот о Фридрихе I-м? Говорят, что святой Петр, увидев его входящим в рай, закричал: «Вот идет король Фридрих — скорей запирайте одиннадцать тысяч дев!» Но, ведь, ваш король очень сдержан, и когда он входит, то нет надобности прятать молодых девушек. В нем более сходства с Фридрихом Савойским, который умер в Палестине от излишней скромности: он не хотел допустить, чтобы его раздела племянница одного сарацина. Скажите, неужели правда, что ваш король никогда не входит в ту залу, где находятся портреты красивейших женщин, собранные дедом его с официальных балов, он исчезает, садится на лошадь и уезжает в горы к своей кормилице, с ужасом рассказывая о том, что ему пришлось видеть голые женские шеи и руки? Это очень забавно! Однако, вы должны сильно скучать в обществе такого короля, в Нонненбурге. Это не двор, а монастырь какой-то! Да есть монастыри, в которых живут гораздо веселее. Поговаривают, будто он отказывается от женитьбы, чем сильно огорчена эрцгерцогиня Аизи. Бедная крошка, я знала ее еще малюткой. Как немка, она была бы не дурна. Вам, конечно, не пришлось бы иметь в ней блестящую королеву, но король нашел бы себе б хорошую жену. Да, почему бы ему не жениться на ней? Уж не вмешаться ли мне в дело сватовства? Нет, он этого не захочет, я знаю. Из-за своего каприза, ему придется остаться лишь вечным поклонником музыки. Меня вовсе не пугает его любовь к королеве: это не более, как нежность, мечты. Он увлекся ее величеством потому только, что она недоступна, божественна, недостижима. Да, я понимаю, именно, так. Вы, следовательно, можете сказать мне, чего он желает. Быть может, одного милостивого слова, какой-нибудь ленточки, которую она надевала? Да, разумеется, он удовлетворился бы этим.
