Мишель Моран - Нефертити
Мы подчинились и отправились в дом; когда мы улеглись на наши тростниковые циновки, Нефертити легла на спину. Ее профиль отчетливо выделялся в лунном свете.
— Ну так как оно было?
— Страшновато, — призналась я. — Гробница была огромная. И темная.
— А люди? Много там было народу?
— О, сотни. Может, даже тысячи.
Нефертити вздохнула. Она упустила шанс покрасоваться.
— А новый наследник трона?
Я заколебалась.
— Он…
Нефертити уселась и кивнула мне, чтобы я продолжала.
— Он странный, — прошептала я.
Темные глаза Нефертити блестели в лунном свете.
— Что ты имеешь в виду?
— Он одержим Атоном.
— Чем-чем?
— Символом солнца, — пояснила я. — Как можно чтить образ солнца, а не Амона-Ра, управляющего им?
Нефертити это не взволновало.
— Что еще?
— Еще он высокий.
— Ну, не может быть, чтобы он был намного выше тебя.
Я пропустила мимо ушей ее шпильку.
— Он намного выше. На две головы выше отца.
Нефертити обхватила себя руками за колени.
— Что ж, это должно быть интересно.
Я нахмурилась:
— Что?
Нефертити не объяснила.
— Так что должно быть интересно? — повторила я.
— Брак, — непринужденно отозвалась сестра, укладываясь обратно и натягивая на себя льняное покрывало. — Теперь, когда коронация близка, Аменхотеп должен выбрать главную жену. Почему бы не меня?
Почему бы не ее? Она красива, она получила хорошее образование, она дочь царевны Миттани. Я ощутила укол зависти, но вместе с ним — и страх. Нефертити была рядом всегда, всю мою жизнь.
— Конечно же, ты поедешь со мной, — зевнув, произнесла она. — Ты будешь моей главной придворной дамой, пока не вырастешь достаточно, чтобы выйти замуж.
— Мать не позволит мне отправиться во дворец одной.
— А ты и не будешь одна. Она тоже поедет.
— Во дворец?! — воскликнула я.
— Мутни, семья главной жены едет с ней. Наш отец — величайший вельможа этой страны. Наша тетя — царица. Кто посмеет возразить?
Посреди ночи, когда за стенами нашей комнаты лежала непроглядная тьма, к нам вошла служанка и подняла лампу над головой Нефертити. Я проснулась от яркого света и увидела лицо моей сестры, освещенное золотистым светом, безукоризненное даже во сне.
— Госпожа! — позвала служанка, но Нефертити не шелохнулась. — Госпожа! — повторила она уже погромче. Она взглянула на меня, и я растолкала Нефертити. — Госпожа, визирь Эйе хочет поговорить с тобой.
Я быстро села.
— Что-то случилось?
Но Нефертити не произнесла ни слова. Она быстро накинула платье, сняла со стены масляную лампу и прикрыла трепещущий огонек ладонью.
— Что случилось? — спросила я, но она не ответила, лишь дверь тихо затворилась за нею.
Я ждала возвращения сестры; к тому времени, как она вернулась, луна уже превратилась в желтый диск высоко в небе. Я с трудом приподнялась с соломенного тюфяка.
— Где ты была?
— Отец хотел поговорить со мной.
— С одной? — недоверчиво переспросила я. — Посреди ночи?
— Ночь лучше всего — все пронырливые слуги спят.
Тут до меня наконец-то дошло.
— Он не хочет, чтобы ты выходила замуж за Аменхотепа, — сказала я.
Нефертити повела плечом, изображая застенчивость.
— Я не боюсь Кийи.
— Отец беспокоится из-за визиря Панахеси.
— Я хочу быть главной женой, Мутноджмет. Я хочу быть царицей Египта, как моя бабушка была царицей Миттани.
Нефертити уселась на тюфяк. Мы посидели молча, освещаемые лишь светом лампы, которую она принесла с собой.
— И что сказал отец?
Нефертити снова повела плечом.
— Он рассказал тебе, что произошло в гробнице?
— Только то что царевич отказался целовать канопы, — отмахнулась Нефертити. — Какое это имеет значение, если в результате я буду сидеть на троне Хора? Аменхотеп будет фараоном Египта, — добавила она таким тоном, словно это решало все. — И отец уже сказал «да».
— Он сказал «да»? — Я сбросила льняное покрывало. — Но он не мог! Он сказал, что царевич ненадежен! Он поклялся, что никогда не отдаст дочь этому человеку!
— Он передумал. — В неровном свете лампы я увидела, как Нефертити улеглась и укрылась. — Ты не принесешь мне сока с кухни? — попросила она.
— Сейчас ночь, — напряженно, неодобрительно заметила я.
— Но я же болею, — напомнила Нефертити. — У меня лихорадка.
Я заколебалась.
— Пожалуйста, Мутни. Ну пожалуйста!
Ладно, схожу — но только потому, что у нее лихорадка.
На следующее утро наставники окончили наши уроки пораньше. Нефертити не выказывала никаких признаков нездоровья.
— Но нам не следует утомлять ее, — сказал отец.
Мать с ним не согласилась:
— Раз она скоро выйдет замуж, ей нужно успеть узнать побольше. Она должна научиться всему, чему можно.
Моя мать, выросшая не среди знати, в отличие от первой жены отца, понимала, как важно хорошее образование, ибо ей пришлось самой прокладывать себе дорогу — в юности она была женой простого деревенского жреца. Но отец поднял ладонь:
— Чему еще ей учиться? Она превосходно знает языки, а в письме она искуснее дворцовых писцов.
— Она не знает лекарственных трав, как Мутни, — заметила мать.
Я задрала нос, но отец сказал лишь:
— Это дар Мутноджмет. У Нефертити другие таланты.
Мы дружно посмотрели на сестру, сделавшуюся центром внимания; она сидела в своем облегающем белом платье, опустив ноги в пруд с лотосами. Ранофер, сын местного врача, принес ей цветы, охапку белых лилий, перевязанную веревочкой. Вообще-то он вроде как был моим учителем и должен был преподавать мне тайны врачевания и трав, но он куда больше времени глазел на мою сестру.
— Нефертити очаровывает людей, — одобрительно произнес отец, — а тех, кого не очаровывает, она с легкостью может перехитрить. Зачем ей травы и врачевание, если она хочет властвовать над людьми?
Мать нахмурилась:
— Если это одобрит царица.
— Царица — моя сестра, — просто произнес отец. — Она возьмет Нефертити в великие жены фараона.
Но я заметила в его глазах беспокойство. Принц, осквернивший погребальную камеру родного брата, человек, не способный совладать со своими чувствами… Что из него будет за фараон? Что за муж?
Мы стояли и втроем смотрели на Нефертити, пока она не заметила, что мы за ней наблюдаем. Она поманила меня пальцем. Я подошла к пруду, у которого сидели и смеялись моя сестра и мой наставник.
— Добрый день, Мутноджмет.
Ранофер улыбнулся мне, и на мгновение я позабыла, что хотела ему сказать.
