Юджиния Райли - Речной дурман
Жасмина опять покраснела: — Это так и есть, сэр.
Он приложил к шляпе руку в перчатке: — Счастлив познакомиться с вами.
Они повернули на дорогу, ведущую в Натчез.
В деловом районе города владельцы магазинов запирали двери на ночь. Фонарщик уже зажигал газовые фонари на площади. Через минуту Бодро осведомился у Жасмины:
— Простите мой нескромный вопрос, мадемуазель, но я не мог не заметить, что вы в трауре.
— Да. У меня умер отец всего неделю назад.
— Примите мои искренние соболезнования, — сказал он.
— Спасибо — сдержанно ответила Жасмина.
— Будьте добры, покажите мне дорогу к вашему дому.
Жасмине было страшно неловко показывать дорогу своему спасителю к боковой улочке, где был ее дом. Однако ее опасения были напрасны, поскольку, как только француз остановил кабриолет перед ее домом, увитым виноградом, он с непритворной искренностью заметил:
— Какой очаровательный домик, мисс Дюброк. Я чувствую запах жимолости даже отсюда.
Кровь застучала у Жасмины в висках, когда Клод ловко спрыгнул с экипажа и помог выйти ей. Когда она ступила на землю, его сильные руки задержались на минуту на ее тонкой талии, и Жасмина почувствовала, как в груди у нее все задрожало.
Он взял ее за руку и повел по дорожке. Она была рада, что может опереться на него, так как чувствовала волнение и слабость в его присутствии. Она удивлялась тому, что Клод обратил внимание на жимолость. Теперь она вдыхала все запахи этого чудесного летнего дня: запах густой травы, замшелых деревьев, сладкий аромат роз, гордости Эфраима, и больше всего — манящий запах мужчины, идущего рядом с ней.
Он довел ее до двери, и они остановились в кружевной тени деревьев. Наконец Клод спросил нахмурившись:
— Скажите мне, мисс Дюброк, у вас есть покровитель — кто-нибудь, кто помогает вам в делах?
Жасмина опустила глаза.
— Нет, у меня нет никого, кроме нашего семейного слуги Эфраима. Своими делами я занимаюсь в основном сама. — Она осмелилась взглянуть на Клода, не в силах больше сдерживать своего собственного острого любопытства: — Вы ведь не из наших мест, мистер Бодро?
— Нет, мадемуазель, я из Луизианы, из прихода святого Мартина. У меня там плантация.
— У вас там, наверное, семья, жена, — проговорила Жасмина, поражаясь собственной смелости.
К ее удивлению, француз улыбнулся, глаза его заблестели.
— У меня нет ни семьи, ни жены, мисс Дюброк. Кажется, мы с вами в одинаковом положении. — Покачав головой, он продолжал: — Знаете, мне очень жаль, что я пробуду в Натчезе так недолго. Я закончу свои дела здесь через неделю.
— Понимаю, — сказала Жасмина грустно. Она подумала, что, может, никогда его больше не увидит.
— Я не могу не спросить вас, — продолжал француз, нахмурившись в задумчивости, — я знаю, это очень смело с моей стороны, мисс Дюброк. Ведь нас даже не представили друг другу. Но могу ли я вас навестить еще раз перед моим отъездом из вашего очаровательного города? Мне кажется, вы сегодня испытали очень неприятное потрясение, и я хотел бы лично убедиться, что вы переживете это ужасное происшествие без каких-либо дурных последствий для себя.
Жасмина была ошеломлена тем, что он проявляет к ней такой интерес.
— Сэр, принять вас у себя будет для меня большой честью, — едва выговорила она.
— Учитывая, что у нас осталось совсем немного времени, могу ли я проводить вас в церковь в воскресенье?
— Да, я была бы рада этому — услышала Жасмина свой собственный ответ.
Клод взял руку Жасмины и поднес ее к своим губам. Она почувствовала, как мурашки побежали по ее руке, когда его дыхание обожгло ее и его чувственные губы прижались к ее мягкой коже.
— До встречи в воскресенье утром — с легким изяществом поклонившись, сказал Клод и, улыбаясь, удалился из сада.
Жасмина вошла в спальню, сняла шляпку и стала рассматривать себя в зеркале. Клод Бодро назвал ее сегодня красивой… Она никогда не думала, что она может быть хотя бы привлекательной, но теперь, глядясь в зеркало, она более чем когда-либо узнавала в себе свою мать, которую очень любила, умершую от желтой лихорадки, когда Жасмине было пять лет. Жасмина взяла с туалетного столика миниатюру Камиллы Дюброк, и глаза ее наполнились слезами. Она смотрела на свою мать и узнавала себя: ясные, глубоко посаженные большие зеленые глаза, классический тонкий нос, изящно и четко очерченный женственный овал лица с решительным подбородком, высокими скулами и полными губами. На миниатюре Камилла Дюброк была изображена с распущенными густыми золотистыми волосами, и Жасмина стала вытаскивать шпильки, удерживающие ее волосы в узле на затылке. Блестящие светлые волосы каскадом упали ей на плечи, обрамляя шелковистыми волнами овал лица и стройную шею. Да, она была похожа на мать. У нее была даже фигура матери — плавные линии, широкие бедра и высокая грудь. Она всегда считала свою мать красивой, а себя безнадежной дурнушкой. Почему?
Она полагала, что в этом убеждении ее поддерживал отец. Пьеру Дюброку ничего в ней не нравилось — ни как она выглядела, ни как она себя вела, ни как разговаривала, ни как одевалась.
С тех пор как Жасмина превратилась в девушку другие мужчины, похоже, подкрепляли своим поведением низкое мнение о ней отца в основном подчеркнутым равнодушием по отношению к ней. Только один раз за Жасминой ухаживали — когда ей было девятнадцать лет; это был застенчивый и неловкий лавочник, худой и лысеющий. Когда Джордж Тилсон узнал о том, что Жасмина вынуждена ухаживать за больным отцом, он, к ее большому облегчению, перестал заходить к ним.
А теперь за ней ухаживает этот обаятельный и богатый приезжий! Это казалось неправдоподобным. Может быть, он предложил проводить ее в воскресенье из вежливости, говорила она себе в минуту сомнения. Возможно, он совсем не придет, чтобы пойти с ней на мессу.
Но одну вещь она твердо решила для себя. Если Клод Бодро опять появится, она никогда не скажет ему о предательстве отца. Никто, кроме ее адвоката и Флосси ла Фьюм, не должен знать о позоре и унижении, которым подверг ее отец.
В воскресенье утром Жасмина оделась к мессе очень рано, а Клод Бодро появился у ее дверей задолго до того, как ее могли одолеть сомнения насчет его прихода. При виде его на крыльце своего дома Жасмина улыбнулась.
— Очень рад, мадемуазель, — сказал Клод, прикоснувшись к шляпе. Он с улыбкой оглядел Жасмину в ее лучшем черном шелковом платье и черной же шляпке. Его темные глаза с восхищением задержались на массе ее блестящих густых волос, распущенных по плечам, что вызвало на ее щеках очень идущий ей румянец.
