Лаура Кинсейл - Звезда и тень
Никто не ответил. Одна из японок, стоявшая за спинами других, сделала слабое движение рукой. Мадам Элиза приблизилась к ней на шаг: «Ваша Светлость?»
Японская девушка приложила пальцы к губам. Она улыбалась, закрывшись рукой, а затем стыдливо захихикала. Ясным юным голосом, почти шепотом, она произнесла нечто непонятное, что прозвучало так, как будто она пыталась петь, набрав полный рот воды. Она слегка поклонилась, показала на дверь и снова поклонилась.
— О господи, — сказала мадам Элиза, — а я думала, их Светлость говорит по-английски.
Девушка повторила свой жест по направлению к двери. Потом она приложила руки к горлу, склонилась и театрально кашлянула. Снова показала на дверь.
Все стояли молча, в недоумении.
— Мадам Элиза, — отважилась Леда, — возможно, что леди Инойе не пришла?
— Не пришла? — голос мадам Элизы сел, она была в панике.
Леда вышла вперед. «Ее Светлость», — сказала она медленно и отчетливо, а затем приложила руку к горлу, кашлянула, как японская девушка, и сделала жест рукой по направлению к двери.
Все четыре японские леди поклонились, их поклоны были разными — от глубокого поясного до легкого кивка головой.
— О господи, — сказала мадам Элиза. Снова последовало молчание.
— Мадемуазель Этуаль, — мадам Элиза внезапно обратилась к Леде, — обслужите этих клиентов.
Она взяла Леду за локоть и подтолкнула вперед, принося ее в жертву, а сама с поклоном отошла в сторону.
Леда перевела дыхание. Она не имела представления, кто из них был принцессой, а кто супругой императора, но инстинкт подсказал ей, что это были две особы, стоящие впереди.
Приглашающим жестом руки она попыталась усадить их в кресла, стоящие у самого большого прилавка.
Как послушная стая гусей, они прошли мелкими шажками к креслам. Две женщины сели, а две других изящно опустились на колени, потупив глаза.
Ну, конечно, те двое в креслах должны быть королевскими особами, а остальные вроде свиты. Леда взяла с прилавка альбом моделей. Не зная, к кому сначала обратиться, Леда протянула альбом той, которая выглядела старше.
Леди отстранилась с протестующим жестом, замахав рукой, как веером, перед своим лицом. Леда извинилась и склонилась в глубоком реверансе перед другой, протягивая ей альбом.
Вторая также не приняла его. Стоя с альбомом в руках, Леда с отчаянием взглянула на сидящих на полу. Не может быть… Разве могут стоять на коленях люди, занимающие высокое положение в своей стране?
У нее не было выбора: она предложила альбом ближайшей японке, стоящей на коленях.
Это была та самая девушка, которая недавно с помощью пантомимы пыталась объясниться. Теперь же она вытянула руку, отстраняя книгу, повернулась и тихо заговорила с более юной леди, сидящей в кресле, и та в ответ что-то прошептала. Леда беспомощно ждала, пока они переговаривались. Стоящая на коленях девушка повернулась, склонилась лбом до пола и сказала: «Сан-виш». Леда закусила губу, но быстро придала чертам своего лица прежнее выражение. «Сан-виш», — повторила она. — Мода? — И снова протянула альбом.
Он был решительно отстранен. Леда сделала реверанс и зашла за прилавок. Она подняла два рулона бархата и расстелила их на прилавке. Может быть, они захотят начать с тканей?
Попытка провалилась. Японские леди смотрели на бархат, не пытаясь даже дотронуться. Они начали тихо переговариваться между собой.
— Сан-виш, — повторила стоящая на коленях девушка из свиты, — Сан-виш эйе-рэн.
— Мне очень жаль, — сказала Леда беспомощно. — Я не понимаю. — Она расправила лимонно-зеленый шелк. Может быть, им нужны более легкие ткани?
— Сан-виш эйе-рэн, — было легким, но настойчивым ответом.
— О! — внезапно произнесла Леда, — вы имеете в виду Сэндвические острова?
Коленопреклоненная девушка ударила в ладоши и поклонилась. «Сэндвические!» — повторила она живо.
Все японские леди заулыбались. У старшей из женщин были черные зубы, и ее рот казался пустым пространством, когда она его открывала, что производило странное и неловкое впечатление.
— Вы хотите подождать ее Величество с Сэндвических островов? — спросила Леда.
Девушка из свиты ответила потоком японских слов. Леда поклонилась и продолжала стоять в нерешительности. Японки сложили на коленях свои маленькие бледные руки и опустили глаза.
Они оставались в этих же позах в течение двух часов, пока не пришло время для королевы Сэндвических островов, и когда они спокойно сидели, Леда несла свою вахту, стоя возле этой маленькой группы. Они не оглядывались, но только иногда шептались. Единственный перерыв в этой изысканной пытке произошел тогда, когда мадам Элиза догадалась послать поднос с чаем и пирожными, к чему леди отнеслись с деликатным восторгом и еще больше заулыбались. Они были похожи на смеющихся кукол, маленьких и застенчивых.
В большом выставочном зале было так тихо, что каждый услышал шум экипажа, когда он, наконец, остановился, и английскую речь у входных дверей. Леда почувствовала такое облегчение, что забыла про боль в спине и сделала глубокий реверанс.
Сэндвические острова, — сказала она с надеждой, показывая на окна.
Все японские леди посмотрели вверх, улыбнулись и сделали свои разные поклоны.
Через несколько минут гавайская группа была в дверях. Величественная медлительная женщина вошла в зал первой. Она была одета в пурпурное шелковое платье, которое великолепно облегало ее высокую грудь. Позади нее была изящная леди такого же роста, но несколько моложе, красивая, смуглая, широкоскулая, с царственной осанкой.
Мадам Элиза выступила вперед и сделала глубокий реверанс. Вторая из великих особ сказала «Доброе утро», — приятным, правильным английским языком. Кивнула в сторону дамы в пурпурном шелке: «Это моя сестра, ее Величество королева Капиолани».
С видимым вздохом облегчения мадам Элиза снова перешла на свой французский акцент.
— Нашему скромному дому моделей оказана большая честь вашим посещением, — промурлыкала она, приглашая посетителей войти.
Позади гавайцев остальные члены группы медлили на пороге. Леда взглянула на них и мгновение, забыв учтивость, глядела с неподдельным восхищением. В проходе у дверей стояли две женщины несказанной красоты. Подобных Леда никогда в жизни не видела, да еще в одно и то же время, в одном и том же месте. С одинаковыми высокими скулами и прелестной кожей, одинаковыми черными волосами и удивительными глазами, мать и дочь составляли поразительное зрелище. Они были одеты просто. Леди Эшланд — в темно-синем драпированном платье, без ярких петушиных тонов, которых стыдилась Леда на своей кокарде. Дочь — леди Кэтрин, — как она была названа в этикетном списке, одета была в бледно-розовое платье, как и полагалось дебютантке, но ее кринолин был более модным и дорогим.