Вирджиния Браун - Посланец небес
— Она как раз дозрела до молочной спелости, а, Труэтт? — насмехался глухой голос. — Кажется, так оно и есть. Ропер, как ты считаешь?
Ропер ухмыльнулся, и пересекавший лицо шрам сморщил его верхнюю губу.
— Да, Стилман, думаю, что Труэтт не прочь позабавиться с этой малышкой, не так ли? Посмотри, как он уставился на нее, облизываясь…
Труэтт на мгновение смутился, но вдруг его рука потянулась за револьвером, торчащим из-под пиджака, а выражение лица стало угрожающим.
— Заткнитесь! — прорычал он. Его широкое лицо было злым и горело. — Она… она — леди, вот и все.
— Леди? — повторил Стилман, словно эхо. — Она в первую очередь женщина, Труэтт, и этим все сказано, или ты глупец!
— Ты назвал меня глупцом? — переспросил Труэтт притворно спокойным голосом.
Стилман посмотрел на него долгим взглядом.
— Нет, — наконец ответил он, оценив состояние Труэтта и последствия для себя. — Я вовсе не считаю тебя глупцом, Труэтт, но что бы ты ни говорил, она всего лишь женщина.
— Да, — смягчившись, ответил тот, кого звали Труэттом. — Но она из тех женщин, которых называют леди.
Стилман с циничным выражением на бледном, худощавом лице насмешливо промычал:
— И что бы ты пи говорил, Труэтт… что бы ты ни говорил…
Труэтт успокоился и снова уселся за длинный стол. После некоторых колебаний Ганна вошла в дом с большим куском оленины. Надеясь, что мужчины быстро поедят и уедут, она проворно разложила на три тарелки мясо, бобы, сыр и хлеб. Ну где же отец? Она бы чувствовала себя в большей безопасности, будь он рядом. Казалось, Джошуа всегда знал, что сказать и предпринять в любой, даже самой безвыходной ситуации. Благодаря его тактичному разбирательству в поселке успешно разрешались возникающие раздоры. «Где же он?» — думала она, предчувствуя нехорошее, но не имея возможности выглянуть за дверь.
Трое мужчин, которые, как поняла Ганна, скрывались от закона, с волчьей жадностью, громко чавкая, поглощали еду. Она стояла, скрестив руки на груди, прислонившись спиной к полке с посудой и держа в поле зрения нож.
Ганна испытывала некоторые угрызения совести, что была не столь набожной, как отец. Она быстро проговорила про себя молитву. Наверное, как однажды заметил Джошуа, в ней не было такой веры в Бога, а может быть, она просто меньше доверяла людям. Иногда случалось, вот как сейчас, она чувствовала, что не оправдывает доверия своего отца, и он, должно быть, разочаровывался в ней. Почему она не может быть больше похожей на него?
Джошуа Макгайр был наиболее уважаемым и желанным человеком в каждом доме поселка — искренний, сильный, смелый, излучавший радость и доброту на всех, кто оказывался рядом с ним. Он мог с любовью относиться даже к этим грубым, невоспитанным людям, сидевшим сейчас за ее выскобленным, чистым столом, положив на него свои ноги в грязных ботинках и жадно евшим грязными руками. А она не могла так добродушно и сердечно относиться ко всем.
Пряча руки в складках платья, Ганна сосредоточила свое внимание на чуть заметных следах от веника из соломы, оставшихся после утренней уборки, и поняла, что ей придется снова проделать эту работу после ухода незваных гостей. Это все, что она думала о приехавших в Джубайл непрошеных гостях, грубо вторгшихся в спокойную безмятежную жизнь их общины.
Всех странников, когда-либо заходивших в Джубайл, всегда принимали с радушием: предоставляли и еду и кров. Большинство уходило через день-два. Некоторым так все нравилось, что они оставались в их крошечном поселке. В основном это были индейцы или бездомные, которые нуждались в еде и крове. Ганна чувствовала, что эти трое не задержатся у них, и всем сердцем желала, чтобы они как можно скорее уехали.
— Эй, — сказал мужчина, которого звали Ропер.
Она подняла голову и холодно посмотрела на него.
— Девчушка, моя тарелка опустела.
Ей было очень неприятно, однако Ганна спокойно двинулась к огню и, наклонившись над котлом, принялась вычерпывать бобы.
— Нет ли у тебя чего-нибудь повкусней этих чертовых бобов? — спросил Ропер с отвращением. — Дьявол, за последние две недели я наелся досыта этих бобов. Меня скоро раздует, как дохлого мула!
Пальцы Ганны с силой сжали ложку, но она продолжала накладывать бобы на тарелку. Она стояла спиной к столу, но, услышав шарканье, обернулась, держа в руке ложку с горячими бобами.
Ропер был уже рядом и потянулся к ней. Пальцами дотронувшись до ее щеки, он искривился в усмешке.
— Какие у тебя мягкие и нежные щечки. Интересно, какие они на вкус…
Ни минуты не раздумывая, Ганна ударила его по шее ложкой с горячими бобами. Он отскочил и взвыл от боли.
— Не дотрагивайся до меня! — резко выкрикнула она, угрожающе размахивая ложкой.
Ее взгляд метнулся к ножу, все еще торчавшему в головке сыра, и пока Ропер, изрытая проклятия, стряхивал с себя горячие бобы, она медленно и осторожно приблизилась к нему; ее сердце билось с неистовой силой, единственным ее отчаянным желанием сейчас было только одно: чтобы поскорей появился Джошуа.
Помощь пришла с совершенно неожиданной стороны. Вдруг в руке Труэтта появился револьвер.
— Я не позволю трогать ее, — сказал Труэтт своему приятелю. — Я же сказал, что она леди.
Воцарилась тишина — Ропер оказался лицом к лицу с вооруженным Труэттом; Стилман, не переставая отправлять в рот кусок за куском, с откровенным любопытством наблюдал за происходящим. Наконец Ропер сдался и в бессильной злобе отступил с ворчаньем, что ей не следовало было обжигать его.
— А тебе не надо было трогать ее, — парировал Труэтт. — «Око за око», как говорится в Библии. Так ведь, мисс?
Ганна молча кивнула, а Ропер, все еще злой, вышел в сад. Ее ноги казались ватными, Ганна прислонилась к полке для посуды. Она посмотрела на юношу, защитившего ее, и пробормотала:
— Сэр, благодарю вас за помощь.
— Мэм, ему не следовало делать этого. Он был не прав, и я прошу прощения за него.
Его слова прозвучали почти торжественно. Он убрал в кобуру револьвер и снова уселся рядом со Стилманом.
Она была не из храброго десятка, хотя и думала, что сумеет легко найти выход из любой ситуации. «Куда же пропало то бесстрашие льва, о котором так часто говорил отец? Та смелость и твердость, которые, как утверждала Эмори Тэйлор, есть у меня?» Конечно, все знали, что Эмори Тэйлор была немного странной и взбалмошной, однако Ганна очень понравились эти ее слова.
Но сейчас девушка думала только о том, как бы поскорее убежать отсюда. Пальцы Ганны до боли впились в деревянную доску. К ее огромному облегчению Джошуа Макгайр именно в этот момент, быстро проскочив дощатое крыльцо, вошел в дом и радостно посмотрел на мужчин, сидевших за столом.
