Розалинда Лейкер - Розы во льдах
Бет вытянула шею, чтобы лучше разглядеть свертки с аппетитными бело-розовыми креветками, и решительно заявила:
– Хочу попробовать.
Колин удивился, но потом сказал:
– Почему бы и нет? Конечно, черт побери, почему бы вам не попробовать?
Он вскоре вернулся с покупкой, они сели на скамью около воды, чтобы отведать креветок; мясо их было соленым и нежным. Потом Бет и Колин отправились назад в отель.
– Вы самая замечательная девушка! – сказал он с восхищением, когда они вошли в вестибюль. – Среди моих знакомых леди не найдется ни одной, которой бы пришло в голову есть креветки из бумажного пакета, словно простолюдинке…
Бет озорно взглянула на него:
– Когда находишься в Риме…[1] – сказала она игриво, не закончив фразу.
– Вполне согласен. Вы совершенно правы.
– Ко времени отъезда из Норвегии, – сказала Бет, получая от портье ключ от своего номера, – я надеюсь изучить все обычаи страны, попробовать все местные кушанья и, самое главное, завести много друзей среди местных жителей.
Колин тоже взял ключ, и они вместе начали подниматься по лестнице.
– Раз ваша мать была норвежкой, неужели у вас нет родственников по ее линии, с которыми вы могли бы провести время? Вы упоминали, что она родилась в Тордендале. Может быть, там живет ее семья?
– Возможно, – ответила она уклончиво, и он не продолжил разговор.
Войдя в номер, Бет сняла шляпку, позвонила, чтобы приготовили ванну, и подошла к двери, которая вела на галерею. Она выходила во внутренний дворик, где официанты готовили к обеду столы под брезентовым навесом. Бет небрежно облокотилась на балюстраду, довольная возможностью расслабиться после богатого впечатлениями дня. Она не исключала возможности, что в Тордендале жили три ее кузины, дочери младшей сестры матери, но больше ей ни о ком не было известно. Ее дедушка, который держал в черном теле жену и двух дочерей, пережил всех троих. Эти сведения сообщил ей отец, вернувшись из последней поездки.
Бет часто думала, что мать вела бы себя совсем иначе, если бы изредка могла посещать родные места, ибо Астрид Стюарт постоянно тосковала по родине, и эта тоска, как яд, отравляла ее супружескую жизнь. Со временем она превратила мужа в козла отпущения, которого винила во всех семейных неурядицах. Но приехать в родной дом она не могла, ибо убежала из него, чтобы выйти замуж за молодого морского офицера с британского корабля. Они познакомились, когда Астрид приехала в Берген. Отец отрекся от дочери и не хотел ни видеть ее, ни даже слышать о ней. Посещение любого другого города Норвегии исключалось, ибо капитан Стюарт решительно воспротивился этому, боясь, что жена может не вернуться. Главная его забота была о маленькой дочери, кроме нее у него не было родственников, если не считать одного-двух кузенов, с которыми он не поддерживал связи.
Мать и дочь проводили много времени в одиночестве в своем сером каменном доме в Эдинбурге, еще чаще они бродили по окрестным холмам и лугам в любую погоду, ибо только общаясь с природой, Астрид снова превращалась в того человека, которым была до замужества, в дитя долины, где родилась. Но со временем даже воспоминания детства не смогли заглушить боль ее измученного сердца.
Прогулки с матерью благотворно сказывались на Бет. Астрид научила дочь замечать редких птиц в полете, необычных ящериц, прячущихся под камнями, ту или иную новую разновидность веснянки, распускающей над водой серебристые крылышки. Мир трав и тростников, диких цветов и насекомых открыл свои чудесные тайны ребенку, стал более реальным, чем мир каменных домов, где протекала будничная жизнь девочки. Вместе с матерью они приносили домой растения и рисовали их карандашом и красками, хотя интерес Астрид быстро угасал, она отталкивала работу и наливала себе шерри или что-нибудь покрепче – незаметно от Бет, которая работала с увлечением.
С юных лет Бет унаследовала от матери нечто большее, чем пробудившийся интерес к природе и умение говорить на двух языках с одинаковой легкостью. Она научилась любить Норвегию, которую никогда не видела сама, но о которой много узнала из рассказов матери, впитала ее историю, радовалась, что в начале века стране удалось освободиться от датского владычества и снова стать полностью независимой, каковой она была в прошлом. Теперь ее флаг портили лишь символы Швеции, которые тоже должны были исчезнуть со временем, когда престол Норвегии перейдет норвежскому королю и она не будет склоняться перед шведским троном. Но чаще всего девочка обращалась в мыслях к той долине, где родилась ее мать и которую она заранее полюбила как родную Шотландию, несмотря на странное имя, звучавшее почти угрожающе: «Тордендаль» означало «Долина Грома». Это название возникло много веков назад и было связано с тем, что шум мощного водопада, находившегося в долине и питавшего глубокое озеро, в сердце которого он ниспадал, не умолкал ни днем, ни ночью. Бет выросла с верой и надеждой, что когда-нибудь она увидит все своими глазами. Теперь долгое ожидание подходило к концу. До долины Тордендаль было всего три дня пути.
Бет надеялась, что ненависть и предрассудки, поселившиеся в сердцах ее предков, не отразятся на отношении к ней нынешнего поколения членов семьи. Она написала в родовое поместье Холстейнгаард в Тордендале, адресовав письмо старшей кузине, но ответа не получила. Решив, что послание могло не дойти, она подождала до того дня, когда время отъезда окончательно определилось, и написала снова, посвятив родных в свои планы и выразив уверенность, что ей удастся повидаться с кузинами во время пребывания в Тордендале. Но и на этот раз ответа не последовало, хотя этот факт свидетельствовал о том, что письма дошли по указанному адресу.
Прибыв в отель «Брэнд», первое, о чем Бет осведомилась, – это о почте на ее имя. Писем не было. Бет логично предположила, что молодые хозяйки Холстейнгаарда не хотят иметь ничего общего со своей заморской сестрой.
К обеду Бет спустилась в шелковом платье цвета морской волны с драпировкой из тонкого кружева. Колин уже ждал ее внизу у лестницы. Черный вечерний костюм с белоснежной рубашкой был ему очень к лицу. Они вышли во двор, где струился фонтан. Официант подвел их к одному из столиков, где уже стоял серебряный сосуд с кусочками льда. Зелень окружавших столик растений смягчала духоту вечера, ибо северное норвежское солнце заходит поздно, и последние его лучи еще бросали багровый отблеск и проникали под бледно-зеленый навес, весело играя у их ног.
Когда они заняли свои места, до Бет донесся шепоток знакомых им по пароходу людей, сидевших за соседними столиками. Внезапно возникшая дружба между молодыми людьми уже во время плавания стала предметом досужих домыслов корабельного общества, и Бет предполагала, что, поскольку ее ошибочно считали писательницей, не слишком щепетильной в выборе тем, отношения с Колином, по всей вероятности, тоже были неправильно истолкованы. Колин, должно быть, думал о том же, потому что улыбнулся ей улыбкой заговорщика, от чего ей захотелось расхохотаться.
