Барбара Смит - Прекрасная изменница
Глупости! Грант Чандлер не играл в ее жизни никакой мало-мальски значимой роли. Она вышвырнула его из сердца. Она давно уже не та наивная и безрассудная девчонка, которую угораздило безоглядно влюбиться в мошенника.
Софи оценивающе взглянула на Гранта. Он был все так же красив, но время сделало свое дело: черты лица заострились и приобрели резкость. Несмотря на прекрасный покрой темно-синего сюртука и модные лосины из оленьей кожи, его нельзя было назвать франтом.
Интересно, где он провел последние десять лет? Впрочем, не все ли равно?
Грант внимательно рассматривал герцогиню. Взгляд медленно спустился с пышных рыжевато-каштановых локонов на лицо, скользнул ниже, на черное траурное платье. Задержался на груди. Сердце Софи учащенно забилось, однако она спокойно ответила:
– Это ты остался прежним. Как и раньше, врываешься, не дожидаясь приглашения.
– Меня впустил дворецкий.
– В таком случае следовало подождать в парадной гостиной, а не бродить по дому.
Ответом послужила очаровательная полуулыбка – одна из тех, которые герцогиня старательно пыталась стереть из памяти.
– Слуга отправился тебя искать, но не вернулся. Я прошел сюда, чтобы взять лист бумаги и оставить записку, и нашел вот это.
Только сейчас Софи заметила, что Грант держит в руке небольшой томик в кожаном переплете.
– Дневник Аннабел!
– Обнаружил вон там. – Грант кивнул в сторону изящного секретера, который Софи поставила в библиотеке уже после смерти Роберта.
– Дневник лежал в ящике, – возмущенно возразила она, подошла к Гранту, выхватила драгоценную тетрадь и прижала ее к груди. – Как ты посмел? И уж тем более читать чужой дневник! Что, если бы этот дневник оказался моим?
– У тебя почерк другой. Да я бы долго не выдержал. Уж больно слащавый стиль!
– Слащавый? Аннабел была способна на искренние и сильные чувства. И подобно многим молодым девушкам на горьком опыте познала безрассудство близких отношений с повесой.
– Ах, понятно. Как жаль, что тебе не удалось прочесть этот дневник до встречи со мной!
– Этот дневник – ценный фрагмент семейной истории герцогов Малфорд, – с подчеркнутой невозмутимостью произнесла Софи. – Бумага старая и очень хрупкая, лучше пореже брать дневник в руки.
– Прошу простить, ваша светлость.
– Принимаю ваши извинения.
Софи подошла к секретеру и положила дневник в ящик – следовало немедленно совладать с нервами и взять себя в руки.
Герцогиня обернулась и увидела Гранта: он стоял напротив. Прокрался бесшумно и незаметно, словно хищник, и оказался так близко, что Софи невольно вдохнула терпкий аромат его кожи – и тут же ощутила ответ собственного своевольного тела.
– Вот что интересно, – невозмутимо заговорил он. – Швыряя бокал, ты даже не подозревала о моем присутствии. Что же вызвало такую бурю негодования?
– Вопрос неуместен, сэр. Позвольте не отвечать.
– Какой ты стала чинной и важной. А ведь когда-то мы были близкими друзьями. Ничего друг от друга не скрывали.
Давным-давно, в безумном и головокружительном круговороте первого светского сезона, она наблюдала, как Грант отчаянно летел в легком двухколесном экипаже, запряженном парой горячих вороных, и выиграл гонку. Дикое безрассудство завораживало. Грант во всем доходил до крайности: на дуэли дрался так же самозабвенно, как ухаживал за дамами.
Единственная дочь любящих родителей, Софи Хантингтон росла избалованной и в то же время невинной. Развлечения и свобода Лондона ослепили. Ну а влечение к мистеру Чандлеру юная дебютантка ощутила с первой же встречи, с того самого момента, как заглянула в насмешливые карие глаза. Да-да, это он подарил трепетное возбуждение, рожденное дерзким пренебрежением к строгим правилам высшего общества…
Однако замужество и рождение сына положили конец прежним отношениям. Отныне главным человеком в жизни герцогини Малфорд стал маленький герцог Люсьен. Быть хорошей матерью – вот в чем смысл ее существования. Грант так и не смог этого понять.
– Все изменилось, – негромко заметила Софи. – Я давно уже не та наивная девочка, какой была когда-то.
– Заметно. – Грант остановил взгляд на ее губах. – Теперь ты женщина. Очень красивая женщина.
Воздух в комнате неожиданно раскалился. Неужели Грант настолько бесстыден, что готов расточать чувственное обаяние даже перед вдовой, еще не снявшей траур? Вдовой его старого друга?
Софи взяла небольшое ведерко для бумаг, подошла к камину и, опустившись на колени, принялась собирать осколки.
– У меня сегодня много дел, – бросила она через плечо. – Не соизволите ли сказать, что привело вас сюда?
Видимо, все дело в письме. Том самом письме, в котором она уговаривала Гранта отказаться от опекунства. Не хватало еще, чтобы Грант вмешивался в воспитание Люсьена.
Грант тоже опустился на колени, поднял осколок бокала и бросил в ведерко. Послышался тихий звон.
– Услышал печальную весть о Роберте, – пояснил он, продолжая собирать осколки. – Хотел выразить соболезнование.
– Спасибо. Очень любезно с вашей стороны. – Эти заученные слова она повторяла каждому, кто подходил во время похорон.
– Говорю вполне искренне, Софи. И сожалею о той боли, которую тебе пришлось пережить.
Нотки сострадания, звучавшие в его голосе, казались слишком красивыми, а потому неискренними. Верить им не стоило, и все же Софи с трудом преодолела желание прильнуть к широкой груди Гранта и забыться в его объятиях.
– Ценю сочувствие, – напряженно произнесла Софи и принялась выбирать из ворса ковра осколки. Люсьену нравилось расставлять перед камином оловянных солдатиков, и он мог пораниться.
– Расскажи, – попросил Грант. – Расскажи, как умер Роберт. Что произошло?
Едва затянувшаяся рана снова заныла. Софи подняла голову и увидела, что он стоит на одном колене и внимательно смотрит на нее.
– Роберт заболел прошлым летом, – заговорила она едва слышно. – Доктора определили расстройство пищеварения, вызванное несвежей пищей. Никакие лекарства не помогали. Ему становилось все хуже и хуже. Промучился две недели и умер. – Софи умолкла, вспомнив бессонные ночи у постели больного. Она не в силах была облегчить его страдания, спасти его.
– Несвежая пища? – переспросил Грант. – А еще кто-нибудь в доме заболел?
– Нет. Роберту стало плохо после того, как он съел его любимый пирог со сливками. Больше никто его не ел.
– А что сказал повар?
– Месье Ферран, разумеется, отрицал саму возможность причинения вреда. Но… его пришлось уволить. Я даже мысли не могла допустить, что этот человек будет по-прежнему для нас готовить.
