Анн Голон - Анжелика. Королевские празднества
Он присутствовал на всех торжествах.
Но разыгралась драма. Из-за бестактности дона Хуана Хосе роман Людовика и Марии де Манчини раскрылся. Король немедленно разыскал кардинала, своего защитника и покровителя с детских лет, и попросил разрешения на брак с его племянницей Марией де Манчини. Людовик полагал, что таким образом устранит внезапно возникшее перед ним препятствие и наилучшим образом отблагодарит кардинала за все заслуги. При всем своем честолюбии и желании возвысить свою семью кардинал не мог не сознавать, какую катастрофу несут для него планы короля, ведь Мазарини только что приступил к переговорам, призванным покончить с франко-испанской войной, вот уже десять лет изнурявшей Францию и поддерживаемой изменником Конде.
Его раздирало на части.
Он, Джулио Мазарини, министр и дипломат, итальянец по происхождению, волей случая и благодаря уму и хитрости оказавшийся во французском правительстве, лучше, чем кто бы то ни было, осознавал благо и важность мирной жизни. Внезапная сумасбродная идея короля жениться на одной из его племянниц перечеркивала все планы кардинала. Выполняя взятое на себя обязательство и отправляясь в путь, чтобы встретить нового посланника испанского монарха, Мазарини прилагал все усилия, чтобы напомнить юному королю о его долге перед страной; он вспоминал о прежней войне, длившейся более трех десятков лет[24], которую воюющие стороны вели до тех пор, пока «не были совсем обескровлены, не осталось ни армии, ни вооружения, ни провизии, ни денег»[25]. В конце концов, по истечении трех десятилетий, именно это и сблизило их, заставив искать мира.
Он говорил о Вестфальском и Мюнстерском мирных договорах, тщательно разработанных им, Джулио Мазарини, итальянским министром и дипломатом, чей талант и благоволение к нему кардинала Ришельё позволили ему отдать себя служению Франции. Фронда, повлекшая за собой вторжение Испании и принца Конде, предоставившего ей армию и своих сторонников, на десять лет продлила ужас войны и умножила тяжесть финансового бремени, лежащего на плечах страны.
А цель была так близка, что, казалось, до нее можно дотянуться.
Вот он, мир, вот согласие короля Испании подписать его, вот гарант этого мира — дар испанского монарха, инфанта, которая может стать супругой французского правителя Людовика XIV. Следует признать, что многие статьи в договоре о мире и союзничестве спорные и шаткие, а стало быть, могут дать повод для новой войны.
Брак — дело другое. Дочь испанского короля Мария-Терезия, став королевой Франции, будет надежным гарантом мира.
Так продолжал увещевать царственного воспитанника кардинал Мазарини, направляясь на юг страны после того, как сопроводил трех своих незамужних племянниц — Марию, Гортензию, Марианну — и их гувернантку мадам де Венель в Ла-Рошель.
Началось эпистолярное сражение: противники выстреливали друг в друга письмами, яростно скрипели гусиные перья, едва не прорывая бумагу в стремлении отстоять свою точку зрения и выплеснуть гнев; слышался топот копыт курьерских лошадей, везущих письма. Именно в это время Мазарини приветствовал посланника испанского короля, собираясь ехать в ту область королевства, которую с недавних пор вошло в привычку называть просто «границей»[26]. Как правило, договоры подписывали на севере, у поля битвы, на котором сошлись вражеские силы. Но на этот раз король Испании и его непримиримый противник должны были встретиться лично, для чего требовалось подыскать подходящее место, чтобы обе стороны могли выдвинуть свои условия и начать диалог. Таким местом стала излучина Бискайского залива, омывающего берега Страны Басков (часть земель которой принадлежала Франции, а часть — Испании) и куда впадала небольшая река Бидассоа, естественным образом обозначавшая границу обоих государств.
На острове, расположенном недалеко от местечка Сен-Жан-де-Люз, называемом еще Фазаний остров, раскинули шатер, в котором, как предполагалось, произойдет встреча парламентеров. Король Испании первым заговорил о встрече, и это был благоприятный знак. Встретиться, обсудить условия установления мира в Европе, который жизненно необходим Франции, — эта неотвязная мысль преследовала кардинала, но он не обольщался. Самые выгодные и щедрые предложения не будут стоить и ломаного гроша без брака французского монарха с испанской инфантой. Только этот престижный союз, в котором каждый из молодых супругов представит интересы своей страны, положит конец бесчисленной череде военных конфликтов, затяжной характер которых уже начинал напоминать Столетнюю войну. Неужели все рухнет из-за того, что король Франции забыл о своем долге?
Какими же будут последствия монаршего безрассудства, этого фарса, разыгрываемого на глазах у всех королевских семей Европы?..
Страницы и страницы писем! Перо в гневе рвет бумагу, гонцы изъездили всю страну, пуская коней в галоп. Весь год курьеры сновали из Лангедока в Прованс, затем в Париж, в Ла-Рошель, из Бруажа в Вандею после в Бордо и опять в Лангедок и Прованс, везя исходящие криками отчаяния листы.
Крики о любви, крики упрека, заверения в любви, мучительные прощания, укоры и призывы к королевскому чувству долга и ответственности за свой народ.
Мазарини старался принизить достоинства племянницы: «Ваше Величество, ее натура непостоянна, привлекая ваше внимание, она лишь желает отомстить мне…»
Подобные обвинения только сильнее раздражали Людовика XIV, и он с еще большим пылом бросался на защиту той, которую любил и которая так его восхищала.
Мария, Мария! Словно луч света она озарила его беспокойную жизнь. Между тем тревога кардинала росла: Мария и Людовик и в разлуке не прекращали переписку, и вряд ли стоило надеяться, что отголоски нелепой страсти не достигнут туманных берегов Бидассоа, где Мазарини сражался с неуступчивым Луисом де Аро.
Поползли слухи о том, что королю Испании нанесено непростительное оскорбление: его дочери, инфанте Марии-Терезии, французский монарх предпочел какую-то неизвестную итальянку.
Затем на пути мирного договора неожиданно возникло новое препятствие, а именно требование испанцев помиловать и оказать радушный прием принцу Конде. Филипп IV хотел, чтобы этого мятежника, восемь лет воевавшего против французского королевства, а кроме него еще нескольких изменников, великодушно простили и вернули все их имущество. Король Испании посчитал делом чести, чтобы его союзникам не пришлось влачить жалкое существование за то, что они преданно служили ему.
Если бы Мазарини мог испытывать чувство, близкое к отвращению, то именно его он ощутил бы к этому принцу крови, в котором напрасно искал опору и который сбежал в самый трудный момент.
