Элизабет Чедвик - Когда струится бархат
Ответом были удивленно расширившиеся глаза Адама, и Хельвен осталась довольна произведенным эффектом.
— Что-что? — Неестественно высокий тон его голоса давал ясно понять: мужчина прекрасно расслышал сказанное, просто не поверил своим ушам.
— Ну, конечно же, ибо какая другая причина могла заставить тебя отказаться от ванны? Надеюсь, ты не страдаешь болезненной стеснительностью? — насмешливо закончила Хельвен.
— Я не отказывался. — Лицо Адама приняло обычное выражение, однако горло было словно в тисках.
— Нет, ты хотел отказаться.
— Потому что устал, и у меня нет ни терпения, ни ума состязаться с тобой в красноречии! — резко бросил Адам. Однако как бы ни был шокирован и рассержен, он внезапно понял, что Хельвен специально дразнит его, желая выяснить, до каких пределов простирается его вспыльчивость и легковерие. Все — как в годы детства.
— Это еще куда ни шло, — одобрительно кивнула Хельвен. — Я уже начала думать, что не ты вернулся из Германии, а отправил вместо себя восковую куклу. И теперь испугался, что она расплавится в горячей воде.
Адам проглотил подступивший к горлу комок, подавив желание закрыть ей рот рукой. К счастью, чувство юмора победило и воцарилось над руинами гордости. Адам насмешливо фыркнул.
— Значит, лисья окраска вовсе не случайна? Ты с самого начала хотела устроить все это.
— Просто захотелось сорвать с твоей физиономии тупую маску, в которой ты сюда явился. И надо сказать, мне удалось. — Пухлые губки сжались и, наклонив голову набок в своей привычной манере, Хельвен посмотрела на Адама изучающим взглядом. — Значит, императрица настолько ужасно себя ведет?
— Некоторые ведут себя и похуже, — он в первый раз улыбнулся по-настоящему.
— Невежа! — повторила Хельвен свое обидное словечко и расхохоталась. — Хорошо, пока перестану тебя мучить. Ладно, давай сюда! — Ловким движением она сорвала накидку с плеч Адама. Та была сделана из тончайшего небесно-голубого итальянского бархата. Хельвен непроизвольно воскликнула, ощутив в руках изысканную ткань, к сожалению, сильно испачканную ржавчиной от кольчуги.
— Неплохо прикрывает броню от солнца, — нарушил молчание Адам, расстегивая пояс для меча. Он был доволен переменой темы разговора. — Кроме того, в этой накидке выглядишь богатым и важным перед простолюдинами — это особенно ценится в эскорте императрицы. — В голосе слышался плохо скрываемый сарказм.
Хельвен принялась стаскивать с него испачканную пятнами кольчугу.
— Придется потрудиться, чтобы удалить пятна ржавчины, — вполголоса проговорила она со знанием дела. — Надо будет одного из слуг послать в оружейную, чтобы ее почистили. За этот год на нас несколько раз нападали валлийцы. В одном из таких боев и убили Ральфа.
Хельвен тщательно свернула одежду. Получился аккуратный, но громоздкий узел. Адам хотел возразить, что не собирается оставаться в замке и не видит особой нужды в чистке, но кольчугу уже унесли.
Он стиснул зубы и, присев на низкую скамейку, принялся стаскивать сапоги.
— Когда я уезжал, на границе с Уэльсом было вполне спокойно, иначе я бы не согласился.
— Ну а сейчас все переменилось, — насмешливо бросила Хельвен. — У них там за границей появился новый господин, который в отсутствие хозяина страстно возжелал отхватить часть твоих земель, а с начала лета вторгся на земли Ральфа. Папа так и не нашел времени дать ему должный отпор. По возрасту Майлс мог бы помочь, но он умер, вернее, утонул, так что мы даже не можем помянуть его на могиле. — Женщина прикусила губу, сдерживая предательскую дрожь. — Джон посвятил себя церкви, почти ослеп, и от него мало толку. Ренард быстро взрослеет, но все же еще слишком мал для серьезной ответственности, а Генри и Уильям — те и вовсе дети. — Хельвен нервно и с каким-то вызовом улыбнулась Адаму. — Итак, ты теперь дома и, я уверена, можешь взяться за исправление всех наших бед.
— О, ничто не веселит меня лучше хорошей драки, — небрежно заметил Адам, наклоняясь, чтобы размотать подвязки.
Улыбка Хельвен увяла, на лбу между прекрасными соболиными бровями обозначились легкие вертикальные морщинки. С Адамом всегда было нелегко. Она воспринимала его как родного брата, хотя он не был таким по крови. В детстве они часто вместе затевали всевозможные проделки — лазили на деревья, качались на веревках у конюшен, воровали яблоки из подвала и медовые коврижки прямо из-под носа у повара. Оба одинаково обожали прекрасных породистых лошадей, которых разводили отец и дед Хельвен. А однажды затеяли на спор скачки на неоседланных лошадях, и заработали крупную взбучку от взрослых. Хельвен целую неделю не выпускали на улицу, а Адам был с позором посажен в одну из дальних башен ее отца, где с избытком имел время для размышлений о глупости собственного поведения.
Для них обоих юность наступила неожиданно. Хельвен быстро повзрослела и в пятнадцать лет вышла замуж за Ральфа ле Шевалье, жившего по соседству на земле, полученной от короля. Ральф был непревзойденным мастером в искусстве выездки великолепных боевых коней, принадлежавших отцу Хельвен. Именно восхищение той ловкостью, с которой де Шевалье управлялся со строптивыми и могучими жеребцами, стало поводом для первого сближения Хельвен с будущим супругом.
По мере того как в душе Хельвен поселилась, а потом расцвела пышным цветом любовь к Ральфу, Адам постепенно замыкался в себе, становился необщительным и угрюмым, и его природная молчаливость достигла крайнего предела — кроме лошадей, юноша ничем и никем не интересовался. Однако нередко попадался в поле зрения Хельвен, и она не могла не заметить его угрюмый вид, усыпанное прыщами лицо и неуклюжую походку непомерно длинных ног. Единственным привлекательным качеством Адама в тот период было умение обращаться с лошадьми. Уверенные руки быстро ощупывали ногу захромавшего боевого коня и выискивали затаившуюся среди мускулов опухоль. Животные чувствовали силу и доброту заботливого мальчишки, и самые грозные боевые жеребцы спокойно позволяли ему не только взбираться на спину, но и лечить.
Приняв у Адама рубаху, Хельвен подивилась крайне изношенному состоянию белья, не удержавшись от восклицания.
— Видно, твоя императрица не столь придирчиво относилась к белью, как к верхним нарядам. Ты должен позволить мне снять необходимые мерки, чтобы швея могла сшить пару новых рубах.
— Хочешь похозяйничать и в моей жизни? — съязвил Адам.
Хельвен только рассмеялась в ответ и вручила служанке остальную одежду Адама.
— Для того и нужны сестры. — Продолжая улыбаться, она повернула голову и через плечо посмотрела на Адама. Смех вдруг замер, в животе похолодело. До сих пор она как бы вела беседу с тем долговязым прыщавым парнем из детства. Теперь вся фальшь такого обращения открылась вместе с его наготой. Заблуждения, как и одежды, оказались сброшены, и Хельвен поняла: перед ней мужчина, хотя и откликающийся на имя Адам, но для нее совершенно незнакомый. Ренард предупреждал, но ока отнеслась к словам брата с легкомысленным вызовом. И теперь вдруг поняла, что перешла какую-то невидимую грань, и назад уже не вернуться.
