Ширли Басби - Моя единственная
Будучи единственным ребенком Галландов, Лизетт унаследовала то, что осталось от доли Кристофа. Однако интереса к бизнесу у нее никогда не было, и практически от ее имени делами, занимался брат мужа — Жан. Он же стал распорядителем долей Франсуа и Микаэлы. Вскоре после этого отошел от дел Джон Ланкастер, сделав своим преемником Хью. Де Марко и Хассон даже после удвоения количества своих акций остались лишь номинальными совладельцами предприятия. Решение всех вопросов стало зависеть исключительно от Жана и Хью, точки зрения которых по довольно часто возникающим проблемам почти постоянно не совпадали. Разногласия между ними не могли не привести к весьма щекотливой ситуации в компании, усугубляемой неприязненными отношениями между креолами и американцами. Антипатия эта, существовавшая в Луизиане всегда, с продажей территории презренным америкашкам переросла почти в открытую враждебность.
Уставшая от горячих восклицаний брата, Микаэла решила взять инициативу в свои руки.
— Послушай, Франсуа, — сказала она, — ты начинаешь повторяться. Мне кажется, ты уже достаточно четко изложил нам свое мнение о мсье Ланкастере. Собственно, и без этого мы знали, что его решение переехать сюда тебя не обрадует. Но что можем сделать я и ты? Уж лучше побереги свое красноречие для самого мсье Ланкастера.
— Ба! Да какой смысл разговаривать с ним? Он, как всегда, опустит очи долу и ничего не услышит! Но, поверь мне, maman, если он вновь начнет совать нос в наши дела и строить из себя инспектора, его ждут серьезные неприятности.
Женщины обменялись тревожными взглядами. Лизетт нахмурилась. Франсуа посмотрел на сестру, затем на мать и наконец взял себя в руки.
— Вы опасаетесь, что я вызову Хью Ланкастера на дуэль, да? Можете не волноваться, — небрежно промолвил он, гордо блеснув глазами. — Ни один америкашка не достоин того, чтобы я марал об него руки.
— Это весьма благоразумно с твоей стороны, — тихо сказала Лизетт. — И если ты не хочешь спровоцировать скандал, будь с ним по крайней мере вежлив.
Франсуа скорчил кислую мину. Но тут же, одарив женщин улыбкой агнца, промямлил:
— Я вел себя довольно глупо, да? Микаэла тепло улыбнулась в ответ. Способность мгновенно менять настроение нравилась ей в брате больше всего.
— Поскольку я не горю желанием увидеть еще одно представление, подобное тому, что мы сейчас наблюдали, — произнесла она с озорным блеском в глазах, — я, пожалуй, не стану отвечать на этот вопрос.
Франсуа рассмеялся.
— Прошу прощения! — сказал он, галантно поклонившись матери, затем сестре. — Я опять позволил своему дурацкому темпераменту взять верх над собой.
— Тебе не за что извиняться, мой мальчик, — ласково промолвила Лизетт. — Вполне понятно, что новость расстроила тебя. Но ничего не поделаешь. Нам остается только принять все как есть — Хью Ланкастер будет жить в этом городе и заниматься делами компании.
Франсуа вновь присел на диван рядом с матерью.
— Ну, коль вы не сомневались, что я приму это в штыки. — произнес он, качая головой и кисло улыбаясь, — то боюсь даже представить, что скажет дядя. Моn Dieu! Мы должны быть благодарны судьбе хотя бы за то, что его не будет в городе до завтра. По крайней мере сегодня мы не увидим, как он будет рвать и метать.
* * *Судьба оказалась благосклонна к ним, отложив свидание с дядюшкой. Вообще-то Жан должен был вернуться из Ривербенда на следующий день. Но вскоре после бурного разговора появился слуга с запиской, в которой сообщалось, что Жан вынужден задержаться на три дня. Таким образом, ожидать его следовало не ранее четверга. По молчаливому согласию никто из троих Дюпре, осведомленных о планах Хью Ланкастера, не стал сообщать дяде о предстоящем приезде американца.
В пятницу утром, когда все трое за завтраком обсуждали, как лучше преподнести Жану неприятную новость, дверь вдруг широко распахнулась и перед ними предстал он сам собственной персоной. Темные глаза его искрились от злости, обычно спокойное лицо было искажено гневом.
— Представляете, — воскликнул он вместо приветствия, — кого я только что встретил на улице Шартрез? Хью Ланкастера!
Глава 2
Резко стянув перчатки, Жан не глядя бросил их на буфет.
— Он, оказывается, только сегодня утром сошел с прибывшей из Натчеза баржи, о чем и не замедлил сообщить мне со своей надменной улыбкой. Но это еще не все, черт побери его бесстыжие глаза! Он сказал, что приехал не просто с обычным визитом, а намерен обосноваться здесь!
Метнув свою высокую шляпу на ближайший стул, дядя нервным движением провел пальцами по буйным черным волосам.
— Моn Dieu! Теперь мы никогда не избавимся от него. Вечно будет торчать за спиной, будто дух смерти, задавать свои бесконечные вопросы и настаивать на ответах, которых я не знаю! Честное слово, я начинаю завидовать Рено и Кристофу, не дожившим до этого черного дня!
— Он уже здесь? — спросила Микаэла, у которой неожиданно перехватило дыхание. — Но maman получила от него письмо совсем недавно. И он писал, что приедет в Новый Орлеан только через несколько месяцев. Как же он мог оказаться здесь сегодня?
— Письмо? Какое письмо? — резко спросил Жан. — А почему никто не сказал мне о нем?
— Тебя не было в городе, — ответил за всех Франсуа, — и мы решили не омрачать твою поездку неприятным известием.
— Омрачать мою поездку? — зло рассмеялся Жан. — Да вся наша жизнь теперь омрачена, что там поездка!
— Успокойся, Жан, — тихо заговорила Лизетт, приглашая его сесть рядом с собой, — не так уж все и страшно. Ты по своему обыкновению излишне драматизируешь это событие. На самом деле оно не так уж сильно отразится на нас. Выпей-ка лучше кофе, а я распоряжусь, чтобы Антуан принес пончики. Их только что пожарили.
Жан недовольно поморщился, но последовал совету снохи. Они знали друг друга уже много лет, к тому же были почти ровесниками (в декабре ему исполнилось тридцать семь). Нет ничего удивительного в том, что они прекрасно понимали друг друга. С женой брата Жан всегда держался подчеркнуто вежливо. Зато никогда не скрывал своей любви к Микаэле и Франсуа, заботясь о них и балуя, пожалуй, даже больше, чем брат. Когда Рено умер, он фактически заменил им отца. Будучи холостым и не отличаясь любовью к ведению домашнего хозяйства, Жан подолгу жил с ними в Ривербенде, хотя имел собственный удобный домик всего в нескольких милях вниз по течению реки. Впрочем, и ривербендское поместье частично принадлежало ему. В их городском доме на улице Бьянвиль у дяди также были свои апартаменты. Вообще, сколько помнила Микаэла, он не любил жить в одном месте и постоянно разъезжал по своим многочисленным домовладениям. Вежливая сдержанность отношений Жана и Лизетт немного настораживала и удивляла девушку. Она знала, что мать полностью доверяет дяде, но при этом не передает ему свою долю в компании.
