Виктория Александер - Визит сэра Николаса
Но в конце концов, и это, по-видимому, было неизбежно: встретившись на некоем приеме, оба смутились и стали запинаться в разговоре, словно бы опасаясь неожиданного, но закономерного взрыва долго сдерживаемых эмоций. Лиззи хотела бы высказать очень многое и многое услышать в ответ, однако слова не шли на язык ни ему, ни ей. Лиззи намеревалась уйти, но по неловкости столкнулась с Николасом и замерла на месте. Глаза их встретились и выразили взаимную тягу, желание близости и, может быть, даже любовь…
Потом она очутилась в его объятиях, и Николас поцеловал ее так, что у нее перехватило дыхание и замерло сердце. Этот поцелуй она считала возможным только в несбыточных грезах. Он проник в самую глубину ее души.
Казалось, вечность прошла до того, как они отпрянули друг от друга. Николас пробормотал извинение, Лиззи слабо махнула рукой с нелепым смешком. И оба повели себя так, будто ничего не случилось, но Лиззи не могла забыть ни взгляда Николаса, ни его поцелуя, ни того смятения, какое он вызвал во всем ее существе.
— Он скоро уезжает из Лондона, — услышала она беззаботный голос Джулианы, для которой отъезд Николаса Коллингсуорта, разумеется, не имел особого значения.
— Да, я слышала, — по возможности столь же равнодушно ответила Лиззи. — Джонатон сказал, что он отплывает завтра. Кажется, в Америку.
— Да, и я, во всяком случае, не буду о нем скучать. Сегодня вечером он будет у нас. Не могу даже вообразить, чтобы кто-то пожелал пропустить рождественский бал у Эффингтонов.
— Это было бы невежливо с его стороны.
И пагубно для нее. Лиззи должна понять, серьезны ли ее собственные чувства или это все лишь игра воображения. Обыкновенная ошибка суждения, вообще не важно и совершенно несерьезно. А если ее отношение к Николасу серьезно, испытывает л и он к ней то же самое?
— Я просто не могу дождаться вечера, — возбужденно сверкнув глазами, сказала Джулиана. — Ведь это первый рождественский бал Эффингтонов, на котором я буду присутствовать как взрослая.
Насколько Лиззи помнила, младшее поколение Эффингтонов и их кузин и кузенов подглядывало за увеселениями на рождественском балу, спрятавшись на всеми забытом балконе, примыкающем к бальному залу. Впрочем, в точности нельзя было сказать, что делалось это в полной тайне от взрослых, ибо как только часы били десять, за детьми приходила одна из гувернанток и отправляла их в постель.
— Мне даже не верится, что мама позволила тебе присутствовать. Мне она не разрешала, пока я не начала выезжать в свет, а тебе это предстоит только весной.
— Мне скоро будет семнадцать, а мама не придерживается устаревших условностей. Она женщина вполне современная, — с гордостью заявила Жюль, но тут же рассмеялась. — По правде говоря, я просто взяла ее измором.
— Насколько мне известно, все мы брали ее измором, — заметила Лиззи.
Она знала, что Жюль начала битву за право присутствовать на большом приеме два года назад, когда самой Лиззи исполнилось семнадцать и она получила разрешение участвовать в своем первом рождественском бале. Бесконечные атаки Джулианы на мать были поводом для постоянных шуток прислуги.
— Кроме того, Лиззи, ведь это Рождество, а на Рождество возможно все. — Жюль вскочила и закружилась по комнате. — Все на свете!
— Надеюсь, — пробормотала Лиззи.
Жюль внезапно замерла на месте и уставилась на сестру.
— Что с тобой случилось? Ты стала невероятно тихой и даже задумчивой в последние дни. Просто сама не своя. Можно подумать, что тебе на голову свалилась куча разных бед.
— Ничего подобного, — твердо проговорила старшая сестра. — Ты подумай, ну что на белом свете может огорчить легкомысленную Лиззи? — Она заставила себя улыбнуться как можно веселей. — И ты права, начинаются Святки, а в это время возможно любое чудо. Скажи-ка, ты подготовилась к сегодняшнему вечеру?
— Хорошо, что ты напомнила. — Жюль кивнула и направилась к двери своей комнаты. — В моем распоряжении всего каких-нибудь шесть часов, а ведь это мой первый рождественский бал, вообще мой первый бал, и я хочу выглядеть как можно лучше. Даже более того. Я хочу выглядеть… — Тут она повернула голову и бросила на сестру лукавый взгляд через плечо. — Лучше, чем ты.
Лиззи подняла брови и улыбнулась в ответ.
— Да неужели?
— Ты можешь оставаться самой веселой и остроумной, как утверждают все Эффингтоны, а я намерена стать такой, за которой ухаживают все подряд. — Жюль улыбнулась, но тотчас посерьезнела. — Я навсегда запомню этот вечер, Лиззи. Я в этом уверена.
Она повернулась и вышла из гостиной.
Лиззи рассмеялась. Да уж, если Джулиана вобьет себе что-нибудь в голову, ее не удержишь. Решила стать первой красавицей в Лондоне — так оно и будет. Лиззи не сомневалась, что Жюль устроит свою жизнь как захочет.
А как ей быть с собственной жизнью? Послушаться ума или сердца? Она любила Чарлза. Всегда любила. В этом нет ни малейших сомнений. Но любит ли она Николаса? И возможно ли одновременно любить двух мужчин? Одного, который согревает твою душу своим присутствием, и второго, при одном звуке голоса которого ты вся дрожишь?
Она должна сделать выбор, и сегодня у нее будет единственный шанс. Прежде чем Чарлз попросит ее руки. Прежде чем Николас оставит Лондон, уйдет из ее жизни — быть может, навсегда…
Лиззи выдвинула верхний ящик письменного стола и достала купленную заранее книгу. Ей повезло: книготорговец сказал, что все эти книжки будут распроданы еще до наступления Рождества. Лиззи открыла маленький томик, глубоко вздохнула и написала несколько строк, которые наконец пришлись ей по душе. Личные, но не чересчур. Прочувствованные, но не слишком. Прекрасный подарок мужчине, которого она то ли любит, то ли нет. И он ее то ли любит, то ли нет. Прекрасный подарок старому другу семьи, отправляющемуся в далекий путь, или тому, кто может стать гораздо более, чем просто старым другом.
Лиззи подождала, пока высохнут чернила на титульном листе, и осторожно закрыла книгу в темно-красном переплете. С улыбкой посмотрела на яркие золотые буквы названия: «Рождественская песнь» Чарлза Диккенса. Эти слова были обведены золотой рамкой.
Жюль права.
Так или иначе, этот вечер навсегда останется в памяти.
Глава 2
— Тебе совершенно незачем уезжать. Для этого нет никаких разумных причин. — Граф Фредерик Торнкрофт сидел в своем любимом кресле в своей любимой комнате в Торнкрофт-Хаусе, потягивал свой любимый коньяк, держа в руке любимую и неизменную сигару и глядя на своего любимого единственного племянника. — Ты унаследуешь мои деньги и мой титул, когда я уйду в мир иной.
