Стефани Слоун - Дьявол в маске
— Но вы ведь не ждете от меня, чтобы я предложил ей Сола взамен… на что-нибудь?
Уилл не стал говорить, что готов скорее лишиться руки или ноги, нежели своего жеребца. Кармайкл и так подозревал его в мягкосердечии, в котором он никогда не признавался, а такое замечание только подтвердило бы подозрение Кармайкла.
— Как я уже сказал, вы — человек сообразительный.
Уиллу хотелось продолжить разговор на эту тему, но, взглянув в лицо собеседника, он лишь заметил:
— Вы чего-то не договариваете. Ну, старина, так в чем дело?
— Гаренн.
Уилл замер.
— Сэр, что вы хотите сказать?
— Он замешан в этом деле.
— Нет. — Уилл покачал головой, отказываясь верить. — Такое… просто невозможно. Он ведь умер. Я видел труп своими собственными глазами. — Ночь, когда коринфяне схватили француза — наемного убийцу — на какой-то парижской улице, тотчас всплыла в его памяти. Тогда вся их организация — все как один — с облегчением вздохнула, узнав о смерти Гаренна.
Кармайкл откашлялся.
— Как вы его называли? Хамелеон?
— У него был дар к маскировке, это правда, — кивнул Уилл. — Но простого человека, одежда… — Ему хотелось убедить Кармайкла… и убедить себя самого. — Мы ведь получили сведения от разведки. Нам гарантировали, что мы взяли именно того человека, какого нужно.
— Его недавно видели в Париже, — заявил Кармайкл. — А на телах двух убитых коринфян были найдены его визитные карточки.
При мысли об этих «визитных карточках» Уиллу стало тошно. Садист вырезал на левой груди каждой своей жертвы причудливую букву «Г», ударами ножа обнажая сердце, — так мог поступать только сумасшедший.
Герцог сильно ударил кулаком по массивному дубовому столу, как бы вымещая на нем свой гнев.
— По слухам, он работал на Фуше, — прибавил Кармайкл.
— Наполеон, похоже, замешан во всех кровавых делах на континенте, — резко заметил Уилл.
— Боюсь, что следить за изменением политических взглядов Жозефа Фуше — задача слишком утомительная, — ответил Кармайкл. — Мне кажется, что теперь он поддерживает дом Бурбонов. А они ни перед чем не остановятся, чтобы обеспечить себе контроль над континентом. Возможно — и над Англией тоже.
Уилл взглянул на Кармайкла вопросительно.
— Полагаю, вы уже решили, с чего мне начинать? — сказал он, произнося эти слова легкомысленным тоном.
Кармайкл достал из нагрудного кармана картонную карточку.
— Сейчас предлагаю вам вернуться к Смизерсу. Сегодня вечером состоится бал у Мэнсфилда, и нам сообщили, что там будет леди Люсинда. — Он протянул Уиллу приглашение и направился к двери. В дверях остановился, обернулся. Лукавая улыбка искривила его губы, когда он посмотрел сначала на босые ноги Уилла, а потом — на его лицо. — И побриться вам не помешало бы. Ей нравится, когда ее поклонники хорошо выглядят. И в брюках. Так что про брюки не забудьте.
Уилл подошел к окну и посмотрел в сад. Вид гиацинтов, анютиных глазок и множества других цветов, названий которых он не знал, не мог успокоить его — беспокойство все росло. Дела, которыми обычно занимались коринфяне, никогда не были чистыми и приятными. Часто приходилось хитрить, и частенько границы между добром и злом стирались. Прежде это вполне подходило Уиллу с его не очень традиционным взглядом на жизнь.
«Конечно, женщинам я лгал и раньше, — думал герцог, отходя от окна и направляясь к письменному столу. — Да, гордиться тут нечем, но если ведешь такой образ жизни, как я, если являешься агентом Кармайкла, то правда часто бывает опаснее лжи. И теперь мне, скорее всего, предстоит открыто ухаживать за женщиной». При этой мысли Уилла передернуло от отвращения. Все будут думать, что он хочет жениться, а он просто сыграет свою роль.
Да-да. Сыграет роль. В этом-то все дело.
Но Кармайкл говорил правду, когда напомнил ему о его актерских способностях. И, следовательно…
Герцог прошелся по комнате и решительно заявил:
— И, следовательно, женщина не устоит.
Да, он знал это. И Кармайкл тоже знал. Не будет нечего знать только леди Люсинда.
Уйдя, одернул на себе халат и заново повязал шелковый пояс. Сможет ли он завоевать сердце достойной женщины? Сможет ли он сделать это, зная, что в конце ему придется разбить ее сердце?
Конечно, сможет. Человеку в его положении нельзя руководствоваться совестью. Но почему же его совести вдруг вздумалось пробудиться именно в этот момент?
По правде говоря, оставить женщину на милость Гаренна — это немыслимо. Лучше он сам перережет себе горло, чем позволит безумцу убить еще кого-нибудь.
— Черт побери… — проговорил Уилл, расхаживая по толстому турецкому ковру. — Неужели это из-за коня я так расстроился? Хотя конь действительно прекрасный…
Глава 2
— Черт возьми, сколько же их тут, — пробурчал Уилл. Он наблюдал из окна своей кареты за элегантно одетыми гостями. А люди все прибывали и прибывали, медленно продвигаясь к особняку Мэнсфилда. Наконец толпа замедлила движение, потом остановилась. Джентльмены предлагали руку кокетливым женщинам, а те — судя по обрывкам их пустых разговоров — потеряли голову от восторга в ожидании предстоящего вечера.
— А я ведь еще даже не в дверях, — проворчал герцог, открывая задвижку дверцы.
Грум соскочил с запяток кареты и распахнул перед Уиллом дверцу. Затем вопросительно посмотрел на него:
— Вы что-то сказали, ваша светлость?
Уилл тяжко вздохнул.
— Нет, ничего, Хью. Все в порядке.
Перешагнув через дымящуюся кучку лошадиного навоза, Уилл пересек улицу и присоединился к толпе. Вскоре он почувствовал под ногами ступени. Затем послышался шепот, а потом — разговоры, которые касались непосредственно его. Люди расступились перед ним, и все были слишком поражены, чтобы приветствовать его.
— Похоже, я для них — сам Моисей, — пробормотал герцог. — Жаль только, что я не могу предварить свой визит нашествием саранчи и песьих мух.
Однако он не стал бы вводить смерть первенцев. Даже у него есть свои моральные принципы.
Уилл прокладывал себе путь ко входу в особняк, разглядывая кучки дам и джентльменов, взбиравшихся по мраморным ступеням. С каждым мгновением шум, доносившийся из бального зала, становился все громче, и вскоре его раздражение усилилось.
Ведь Кармайклу хорошо известно его отношение к светскому обществу — и общества к нему. За ним давно закрепилась репутация человека мрачного, слишком уж несдержанного, мало интересующегося правилами приличий. Это служило ему отличной ширмой и в его личной жизни тоже, если быть честным. Ни у кого не появлялось желания заглянуть за столь неприветливый фасад. Этот факт Уилл признавал с удовлетворением и лишь изредка сожалел о нем.
