Елена Романова - До любви две мили и один шаг (СИ)

— Джеймс Остин к вашим услугам, — раздался его соблазнительный низкий голос.

Сущий демон! Бьюсь об заклад, что этот джентльмен был удостоен пятисекундной чести лицезреть мою грудь. И что ему понадобилось в комнате миссис Бейли?

Мы пялились друг на друга, как двое полоумных. Мистер Остин — на мое мокрое плечо, я — в его наглое лицо. Это длилось целую вечность.

— Соль, — вдруг произнес он.

Святые угодники, ему понадобилась соль! Здесь?

— Советую проверить в кухне.

— Нюхательная соль, — уточнил он, отрываясь от косяка.

Кому, чтоб я провалилась, стало дурно? И кто додумался прислать сюда Остина, зная, что здесь я? Стечение обстоятельств?

Прошагав к комоду и перевернув там все вверх дном, насколько позволила лишь одна свободная рука, я отыскала скляночку с нюхательной солью и вручила ее этому господину.

— Благодарю, — невозмутимо произнес он и откланялся. Невероятная выдержка!

Готова признать, что даже я в этой ситуации спасовала, а у него лицо было спокойным и снисходительным, словно у священника перед блудницей. Но, что же может нагородить этот джентльмен честному люду?

Когда отек спал, я еще долго шарахалась по комнате, чертыхаясь, как портовый матрос. Все-таки мне предстоит прожить в Шропшире несколько долгих месяцев, а если на меня будут показывать пальцем, мне это вряд ли понравиться. Зная историю с несчастной семнадцатилетней Беркли, о которой мне больше поведали шушукающиеся на лестнице служанки, чем милейшие дамы провинциального света, я поняла, что пощады ждать не придется. Грозный мистер Остин не только не восхитился лежащей в его постели обнаженной девушкой, которая пожелала стать его любовницей, но, на мой взгляд, испытал чудовищное оскорбление. Он выставил ее за дверь, едва дав бедняжке возможность облачиться в платье. О, ужас! Что ожидает меня?

Я старательно поправляла наряд и прическу, стоя перед зеркалом и обдумывая, как появиться в гостиной миссис Бейли, в которой, судя по шуму, все собрались пообедать. Выбравшись из комнаты и прокрадываясь к своему месту за столом, желая, чтобы моя скромная персона осталась незамеченной, я натолкнулась на мистера Коулла и, лепеча слова извинений, попятилась к стулу. В этот момент Бредли схватила меня за больное плечо, и я вскрикнула.

— Прошу простить меня, леди, — улыбнулась моя обидчица, — Позвольте я представлю вас мистеру Остину.

Бредли не догадывалась о том, что мы успели представиться сами. Но приличия требовали от меня плестись за ней с видом приговоренного к казни.

— Мистер Джеймс Эллиот Остин… — проворковала она, когда перед нами возник этот господин, и я постаралась сделать вид, будто вижу его впервые.

— Леди Анна Вирджиния графиня Блайт, — продолжала Бредли, явно довольная, что мы оба лишились дара речи.

Я запоздало вспомнила, что нужно подать ему руку. Манеры, знаете ли, иногда могут сыграть с нами злую шутку. Он склонился для вежливого поцелуя, и в эту секунду, сердце принялось колотится, как сумасшедшее. Краешек моих губ дернулся, когда его чувственный рот коснулся меня. Коснулся и будто прожег кожу… Окатил призрачной волной томных мурашек… Я и правда почувствовала себя чертовски порочной рядом с ним. Какая ж постыдная и развратная леди Блайт, раз уж все ее нутро клокочет от невинного знака приветствия.

— К вашим услугам, — произнес он.

Я глупо улыбнулась в ответ.

— Прошу за стол, — спасительный возглас миссис Бейли заставил нас оторваться друг от друга.

Я жевала без аппетита. С какой стати меня посадили напротив мистера Остина и мистера Коулла, которые вместе взятые вызывали такое томление в животе, что я забывала, как держать вилку? Один, я имею в виду Коулла, был довольно привлекательной наружности: высокий плечистый красавец средних лет с угловатыми чертами лица и с сильными, увитыми венами, руками. Ухоженный, как барышня и пахнущий мускусом и ванилью. На другого, Джеймса Остина, я стеснялась даже смотреть. Еда застревала в горле, когда по чистой случайности наши взгляды встречались. Он был красив, как Мефистофель, сошедший с какой-нибудь гравюры. Высокий, стройный, аристократически тонкий, мрачный и строгий, словно проповедник. А напротив этих мужчин я — я одна — низенькая, маленькая, с каштановыми, почти рыжими волосами и дурацкими веснушками, на маскировку которых уходило фунтов пять пудры.

— Вы должны простить Найта, леди Блайт, — бархатным голосом заговорил Коулл. — Бедняга не находит себе места от стыда. Он так залюбовался вами, что промазал.

— Он попал, куда хотел, — жесткая реплика Остина была почти оскорбительной.

— Не думаю, что Найт так расчетлив, сэр, — Коулл постарался смягчить передо мной фразу Джеймса, который медленно цедил вино, откинувшись на спинку стула.

Я внимательно следила за ходом их разговора, наивно улыбаясь и всерьез страшась, что этот ханжа-Остин выдаст за столом: «Недавно, прогуливаясь по дому, я застал полуобнаженную леди Блайт…» Я судорожно сглотнула.

— В Лондоне редко играют в теннис? — неожиданно спросил Коулл.

— Реже, чем здесь… — рассеянно ответила.

А Остин, наверное, сказал бы: «Реже, чем милейшая леди Блайт демонстрирует свою грудь»…

ГЛАВА 3

Выбирать врагов следует с особым тщанием.

После обеда гости разбрелись по гостиной. Мы с вдовой Эванс уселись в уголочке, дабы обсудить обнаруженные у наших семей родственные связи. Двоюродный брат моего мужа был вторым браком женат на кузине ее тетушки. И такое бывает… Шарлота Эванс была высокой стройной блондинкой, одетой в тот вечер в немодное шелковое платье и утянутая в жесткий корсет. Я боялась, как бы ее не переломило надвое на благо стараниям ее служанки. Через пару минут ее болтовни я откланялась в соседнее помещение, дабы подышать свежим воздухом, а там меня поджидали гостеприимная миссис Бейли воркующая с мадам Кюнтен:

— Нет, моя дорогая, вы видели ее платье?

— Дело даже не в платье, милейшая, а в отсутствии манер и плохом воспитании. Она рано лишилась отца… Да еще эта история с ее мужем…

— Мадам Кюнтен, я боюсь, как бы ее присутствие не сказалась на моих девочках. Они могут взять с нее пример…

Судя по беспокойным шагам, Бейли действительно опасалась за две свои занозы, которые уже сейчас, в их юном возрасте, не давали мужчинам проходу.

— Ваше доброе сердце не позволит вам бросить эту женщину. Мы должны протянуть ей руку помощи.