Конни Мейсон - Нежная ярость
– Если вы извините меня, то я покину вас на несколько минут, мне необходимо поговорить с вашим отцом перед отъездом. Вы можете пока подняться к себе в комнату и переодеться из этого безобразного свадебного платья во что-нибудь более подходящее для путешествия.
– Я сожалею, что платье вам не понравилось, – язвительно ответила Габби, – но, поскольку меня предупредили о венчании всего за три дня, я не сумела найти ничего лучшего. Не забывайте, что я десять лет провела в монастыре, где украшения были неуместны. Если бы вы хотели, чтоб я была одета по моде, вы должны были дать мне больше времени, чтобы нанять портниху и приготовить настоящее приданое.
– Прошу прощения, – произнес Филип с улыбкой. Он слегка поклонился и направился в сторону кабинета ее отца.
Габби облегченно вздохнула, провожая его взглядом. Возможно, при других обстоятельствах она бы сочла его даже привлекательным. Хорошо сшитый камзол выгодно подчеркивал его широкие плечи, стройную мускулистую фигуру. Но холодный взгляд и жесткая линия губ не оставляли сомнений в том, что этот человек будет добиваться от нее полного подчинения. При всей своей наивности Габби понимала, что ему по силам сломить ее дух и превратить в послушную, кроткую наседку, которая будет производить ему наследников и преждевременно состарится. С этими грустными мыслями она пошла наверх переодеться для долгого путешествия, которое им предстояло.
По пути в комнату Габби прошла мимо родительской спальни и вспомнила разговор, что невольно подслушала накануне ночью. Ей не спалось, и она пошла вниз, в библиотеку, чтобы взять какую-нибудь книгу. Дверь в комнату родителей была приоткрыта, и единственной причиной, по которой Габби остановилась и прислушалась, было то, что она услышала свое имя.
– Ты уверен, что правильно делаешь, выдавая Габби за этого сурового Сент-Сира? – услышала она голос матери, – видимо, в последнюю минуту в ней проснулись угрызения совести.
– Дорогая, – ответил отец примирительным голосом, – Сент-Сир богат, и это отнюдь не худшая партия. А кроме того, подумай, сколько новых роскошных платьев ты сможешь купить в Италии, чтобы украсить свое и без того восхитительное тело. Наступила тишина, и вдруг Габби услышала возглас матери:
– Давай, Жильбер, не останавливайся, прошу тебя! – Голос Лили был страстным и тягучим, как мед.
– Теперь ты видишь, что я прав, да, дорогая? На этот раз голос Лили казался совсем незнакомым.
– Да, Жильбер, да, любовь моя, да! – простонала она. – Ты прав, как всегда. Я согласна совсем, что ты говоришь, только не останавливайся.
– Конечно, моя дорогая. Ты такая страстная, что я никогда не устаю от тебя.
Опять послышались стоны Лили, Габби заткнула уши и поспешила прочь. Ей было неловко, что она невольно стала свидетельницей того, как зависела ее мать от велений плоти. Габби мысленно дала себе слово, что никогда не позволит мужчине подчинить ее себе, используя ее чувственность.
Габби постаралась отделаться от мыслей, которые навеяло ей это воспоминание. Она сняла нелепое платье из негнущегося атласа, осмеянное Филиппом, и надела дорожное из коричневого бархата, которое шло ей ничуть не больше. Едва она закончила застегивать длинный ряд пуговичек, как появилась ее мать, запыхавшаяся и со слегка растрепанными волосами.
– Повезло тебе, Габби, – проговорила Лили, приглаживая свои локоны цвета меда. – Твой муж, когда захочет, может быть очаровательным повесой. – Ее голубые глаза затуманились, и она посмотрела на дочь с завистью. – И при этом красив, как дьявол. Он наверняка горячий и изобретательный любовник. Я сейчас встретила его, когда шла из кабинета твоего отца, и он попросил меня поговорить с тобой.
– Поговорить со мной, мама?
– Насчет твоих супружеских обязанностей.
– А в чем состоят эти обязанности? – спросила Габби.
– Неужели монахини ничему тебя не научили?! – раздраженно воскликнула Лили.
– Я мало знаю о том, что происходит между мужчиной и женщиной, – робко произнесла Габби.
– Не представляю, как такая невинная простушка, как ты, может надеяться доставить удовольствие такому мужчине, как Филип Сент-Сир. Не удивлюсь, если большая часть женщин на Мартинике мечтает добиться его благосклонности. – Глаза Лили опять стали мечтательными. – Как удачно, что ты ему нужна только для рождения наследников, потому что вряд ли он может получить наслаждение от такой наивной, как ты.
Габби неприязненно смотрела на мать. Количество любовных побед Сент-Сира ее не волновало. Но что, если она окажется бесплодной? Не бросит ли он ее в таком случае? Габби могла ожидать от него любой подлости.
– Мама, – Габби тщательно подбирала слова, – я, наверно, в самом деле слишком несведуща, но я имею право знать, чего месье Сент-Сир ждет от меня в супружеской постели. Монахини никогда не говорили об этом, и мне некого спросить, кроме вас.
Лили молча смотрела на нежное лицо своей дочери. Про себя она считала, что такая женщина, как она, больше бы подошла ее мужественному зятю, я чем ее бледная, неопытная дочь, которая, чего доброго, упадет в обморок при первом же интимном прикосновении. Она покачала головой, чтобы отогнать видение сильного, обнаженного тела Филиппа в минуту возбуждения.
– Твои обязанности очевидны, – наконец произнесла Лили. – Твой муж, несомненно, обладает большим опытом и не менее большим аппетитом и от тебя будет ожидать полного повиновения. Он знает, что ты девственница, и, несомненно, ждет от тебя только, чтобы ты к нему приспособилась. Если ему еще чего-нибудь захочется, он тебя научит.
– Приспособилась! – Слово показалось горьким на вкус и мало что объясняло. – Как я должна к нему приспособиться, мама? – спросила Габби, которой отчаяние придало храбрости.
Лили посмотрела на дочь как на умственно отсталую, потом недовольно пожала своими изящными плечиками.
– Филип будет делать то, что ему захочется, а ты веди себя так, как он тебе скажет, – уклончиво сказала она. – Но ради собственного блага не сопротивляйся ему, пусть он делает все, что считает нужным. Он не из тех мужчин, которым можно противостоять.
– Вы хотите сказать, что я...
– Довольно! Довольно! У меня голова заболела от твоих бесконечных вопросов. – Лили не терпелось сбежать от досадного неведения дочери. – Пойдем, если ты готова, я провожу тебя вниз. Твой муж просил меня поторопить тебя.
Габби неохотно последовала за матерью и медленно спустилась по лестнице к ожидавшему ее внизу мужу.
Филип видел, как грациозно спускается Габби, и сердце у него забилось. Она была такая юная, невинная, прекрасная, как хрупкий цветок, свежая, как росистое утро, и в то же время не сознавала своей красоты. Только пухлые, чувственные губы позволяли предположить, что может скрываться за этой хрупкой оболочкой. Он почувствовал знакомое стеснение в низу живота, пульс участился, и Филип пожалел, что они не на борту «Стремительного». Он не мог лгать себе, что не испытывает вожделения к этой добродетельной барышне, но тут же напомнил себе: больше ни одна женщина не сделает его пленником своей красоты и своеволия. Сесили преподала ему слишком хороший урок.
