Джоанна Линдсей - Люби меня вечно
Чем скорее Кимберли уедет и выйдет замуж, тем скорее пятидесятилетний Сесил сможет вновь жениться. Уж он-то определенно не горевал о своей жене. Для него ее смерть была лишь неудобством.
Кимберли, как обычно, внешне не прореагировала на слова отца о замужестве и только поинтересовалась относительно герцога и герцогини Ротстон:
— Как вам удалось заручиться их поддержкой?
— Когда-то я оказал герцогу услугу, и немалую, — ворчливо ответил он. — Никогда не думал, что придется о ней напоминать из-за такого пустяка, но что поделаешь.
Она приподняла бровь. Пустяк?! Ну это с какой стороны посмотреть. Для нее это вовсе не пустяк. Однако Кимберли не стала спорить с отцом: какой смысл спорить! Ей самой хочется поскорее уехать отсюда, из родного дома. После смерти матери дом превратился в неприятное, мрачное место, откуда ей не терпелось вырваться.
— И не тяни, — строго добавил Сесил. — Герцог полностью осведомлен о моих пожеланиях, и тебе они известны не хуже. Не теряй времени на мужчин, которых я не одобрю.
Или он от нее отречется. Эта угроза ясно читалась в его голосе. Она часто ее слышала и безошибочно узнавала. Он чуть не отрекся от нее шесть месяцев назад, когда она отказалась прервать траур по матери, но пошел на попятную.
По правде говоря, Кимберли могла выйти замуж и без родительского согласия — ей уже исполнился двадцать один год. Если Сесил Ричарде от нее отречется, на ее благосостоянии это никак не скажется. О ней позаботилась мать — к вящей ярости отца, узнавшего об этом только после смерти жены. Однако брак без согласия отца стал бы вызовом светскому обществу, настоящим скандалом, которого она предпочла бы избежать.
Ярмарка невест. Одна только мысль об этом заставила Кимберли содрогнуться. Это не для нее. С самого рождения у нее был жених — Морис Дорьен, на три года старше ее, сын хорошего друга отца, Томаса. Она всегда прекрасно с ним ладила при встречах у себя или у него дома. Они никогда не были близкими друзьями, но вращались в одном обществе, и казалось, этого вполне достаточно.
Но им так и не удалось назначить дату свадьбы. Когда она уже могла выйти замуж, ему пришла пора отправиться в путешествие для завершения образования, и даже ее отец решительно утверждал, что Морис не может отказаться от этого ради женитьбы. Так что ей оставалось только ждать целый год (обычно на подобные путешествия отводился именно такой срок). Но потом оказалось, что Морис будет отсутствовать не год, а два: до того ему понравилось путешествовать.
А ее кто-нибудь спросил, согласна ли она ждать его еще год? Нет, конечно! Ей просто сообщили, что Морис решил продлить свое путешествие и свадьбу надо отложить.
К тому времени как Морис вернулся из-за границы, ей исполнилось двадцать. Родители договорились о дне свадьбы и даже разослали приглашения, но тут умерла ее мать, и Кимберли надела траур. Она горячо любила мать и не собиралась сокращать общепринятое время траура только потому, что свадьба откладывалась уже на два года, а из-за траура этот период растянется на три. Она же ждала Мориса. И по справедливости он должен без разговоров ждать ее, раз она потеряла единственного близкого человека.
Однако все обернулось иначе. Оказалось, что за время своего затянувшегося путешествия Морис, пристрастившись к азартным играм, наделал долгов, и ему срочно понадобилось приданое — деньги и имущество.
Кимберли никогда не была в восторге от мысли, что ее мужем будет Морис, — она принимала его как нечто неизбежное, но, по крайней мере прежде, была совершенно уверена, что он женится на ней не ради приданого. Шесть месяцев назад все изменилось. О его финансовых затруднениях стало известно всем, и он поспешно положил конец их долгой помолвке, стоило ей только отказаться немедленно выйти за него замуж. Это оказалось для Кимберли полной неожиданностью и потрясло ее.
Отец был в ярости — на нее, а не на Мориса! При разговоре с Морисом он только ворчал да огрызался, но что он мог ему сказать? Морис ни перед кем теперь не должен был отчитываться, поскольку его отец, Томас, умер. Он не был обязан придерживаться помолвки, которую заключили родители без его согласия — время теперь было не то. Надо отдать ему должное: он все равно был готов жениться на Кимберли, только не хотел дожидаться еще полгода, пока закончится траур.
Когда Кимберли имела глупость сказать, что Мориса явно интересует только ее приданое, Сесил нисколько ей не посочувствовал и только спросил:
— Ну и что? Так всегда бывает. Ты что, думала, я любил твою мать? Единственная женщина, которую я вообще любил, умерла из-за этих чертовых северян-шотландцев, будь они все прокляты. Я выбрал тогда твою мать, потому что она из богатой семьи, но жили мы, правду сказать, неплохо.
Неужели? Кимберли помнила, что мать все время казалась несчастной, что каждый раз, когда Сесил повышал голос, она вся съеживалась. Она была мягкой, почти робкой женщиной, и они с мужем совершенно не подходили друг другу. Ей нужен был добрый и чуткий человек, а не грубоватый лорд приграничных районов. Но, что еще важнее, ей нужен был муж, который бы ее любил, а этого в Сесиле Ричардсе она не нашла.
Кимберли походила на мать терпеливостью, но отнюдь не робостью. Она могла сдерживаться, не выходя из себя. А сейчас выходить из себя было просто бессмысленно: ей действительно надо найти мужа — и как можно скорее. Она была вполне готова к этому, потому что ей хотелось вырваться из дома отца, из-под его власти, так же как ему — от нее избавиться. Но после всей этой истории с Морисом, она боялась, что ей сделают предложение не потому, что на самом деле захотят видеть ее своей женой, а лишь из-за денег и имущества, составляющих ее приданое.
Прежде она никогда над этим не задумывалась. Да и сейчас это было не столь уж важно. Но все же она предпочла бы мужа, которому на самом деле была бы мила.
Когда она собиралась стать женой Мориса, это не имело значения: она смирилась с судьбой и даже не думала о том, что могла бы получить нечто лучшее. Но теперь она считала, что может встретить человека, с которым была бы счастлива, а не просто «ладила» бы.
Однако найти такого мужа будет совсем не простым делом. Она ведь не была писаной красавицей, в которую влюбляются с первого взгляда. Правда, мать всегда говорила, что у нее волшебная улыбка, дарящая всем радость, но матери всегда говорят дочерям такие вещи. Кимберли никогда не видела в своей улыбке ничего удивительного, хотя очень непросто искренне улыбнуться, когда смотришь в зеркало на довольно заурядное лицо.
Никакими особенными способностями она похвалиться не могла: недурной голос, умение немного играть на фортепьяно, аккуратное шитье и вышивание, способность хорошо вести домашнее хозяйство… Совсем недавно она обнаружила в себе настоящий талант в подсчетах, в выборе самых доходных способов вложения денег, но ее будущий муж вряд ли это оценит или захочет использовать, поскольку финансы считаются мужским делом.
