Будь моей - Линдсей Джоанна
Тот факт, что Александра обращалась с ним как с ребенком, уже был для Василия потрясением, но то, что она касалась его тела, хотя и совершенно не чувственным образом, придавало всему этому вовсе не детскую окраску. Было непостижимо, как это она вообще дотронулась до него.
Василий никак не мог взять в толк, зачем Александра это делала. Ну, например, почему настояла на том, чтобы лечь вместе? Может быть, перед лицом общих неприятностей она решила на время забыть их распри или…
При мысли о том, что могла быть и другая причина, сердце Василия заколотилось так сильно и громко, что его можно было бы услышать на расстоянии. Неужели Александра тоже сгорает от желания, но была слишком застенчива, чтобы дать понять об этом после всего, что произошло между ними?
Его ноги быстро согревались, и онемение проходило. Через несколько минут Александра нетерпеливо сказала:
— Давай-ка сюда другую!
Василий мгновенно подчинился и вскоре почувствовал, что всему телу стало теплее: то ли от ее заботы, то ли от собственных мыслей.
— Спасибо тебе, — проникновенно сказал он, когда Александра наконец перестала растирать его ноги.
Она ответила коротким кивком и улеглась в постель и отвернулась к стене.
Отбросив осторожность, Василий принялся бессовестно лгать:
— Я все еще мерзну, Алин. Мне показалось, ты сказала, что нам следует подарить друг другу тепло наших тел…
Перевернувшись на живот, Александра взбила подушку и застонала. Василий счел это добрым знаком.
— Ты передумала? — спросил он, стараясь, чтобы в его голосе звучало нечто среднее между равнодушием и разочарованием, а в его состоянии это было настоящим подвигом.
Девушка вздохнула:
— Нет, отчего же? — И строго добавила:
— Но только если ты будешь держать руки на привязи.
Итак, никакого одобрения с ее стороны. Потом она снова повернулась на бок и слегка подвинулась назад, к стенке, Василий придвинулся ближе, и теперь ее спина касалась его груди, но он желал, чтобы их тела касались друг друга везде, и придвинулся еще ближе. Александра выразила свой протест, попытавшись отодвинуться, но Василий последовал за ней, и, так как дальше отодвигаться было некуда, она сдалась. И снова вздохнула.
Это был весьма хитрый способ совращения. Василий как бы случайно касался ее тела в одном месте, потирал в другом, ворочался, вытягивался, щекотал теплым дыханием ее шейку — ничего открыто угрожающего, и, тем не менее, весьма действенно. Он чувствовал, как тело Александры, окутанное его обволакивающим теплом, постепенно расслабляется, но тут та часть его тела, что жила по собственным законам, прижалась вплотную к ее ягодицам.
Девушка вся напряглась:
— Мне кажется. Петровский, ты уже согрелся. Пожалуй, это было даже преуменьшением, но он взял себя в руки и прошептал ей на ухо:
— Так почему же я все еще дрожу?
— Я не понимаю. Василий тут же перебил ее:
— Конечно, ты не понимаешь, ведь ты завернута в одеяло, а надо просто укрыться им сверху и чтобы я лежал рядом.
— Петровский… Он снова перебил ее:
— Подвинься поближе, и ты убедишься.
— Нет, я верю тебе на слово.
— Вот и я тоже поверил тебе на слово, а ты не хочешь поделиться со мной своим теплом, — укоризненно заметил он. — Или под одеялом на тебе совсем ничего нет?
— Есть, но…
— Тогда какая разница, если ты его сбросишь? Мне кажется, что поделиться означает…
Не снимая верхних одеял, Александра сдвинула то, в которое завернулась, вниз, к бедрам, и дважды обернув им поясницу, как бы создала таким образом нечто вроде щита между собой и той частью его тела, которую чувствовала.
Василий чуть не рассмеялся вслух. Она знала, что он желает ее, но не стала говорить об этом. Он прекрасно был знаком с подобной игрой. Вместо того чтобы изобразить негодование, вскочить с постели, показать, что она обижена и возмущена, Александра была склонна играть в эту игру, изображая притворный протест. Значит, Василий должен предпринимать все новые и новые шаги, а она будет продолжать притворяться, что не понимает, к чему идет дело. Это будет великолепно разыгранная партия, а результат удовлетворит обоих.
И хотя внутренний голос твердил ему, что Александра слишком пряма и бесхитростна для таких игр, Василий предпочел не слушать его.
Вместо этого он решил пойти по проторенной дорожке, хотя, как опытный соблазнитель, и понимал, что с этой, ни на кого не похожей женщиной, требуется честность и только честностью можно выиграть эту игру.
Но пока еще рано — предостерегал его внутренний голос. С Александрой необходимо терпение, и он должен его проявить даже, если бы оно его убило, а Василий чувствовал, что так вполне может случиться.
По-прежнему не касаясь ее, Василий постарался лечь так, чтобы окружать девушку со всех сторон своим телом. Он не видел ее одежды, но почувствовал, что это какая-то безрукавка из толстой и грубой ткани, без всяких оборок или фестонов. Василий представил Александру облаченной в шелка и кружева и с трудом удержался от стона.
Через минуту он прижался к ней лицом и нежно потерся о ее затылок. По Александре пробежала ответная дрожь, и Василий не упустил этого.
— Если тебе холодно, — хрипло сказал он, — мои руки к твоим услугам.
— Нет! Мне не холодно! — заверила она. — Собственно говоря, мне становится слишком жар…
— Не могу выразить, как это меня воодушевляет, Алин, — ответил он.
Она снова вздохнула, на этот раз с оттенком досады. Василий хотел, чтобы ее тело снова расслабилось, но Александра не поддавалась на его уловки.
— Ты боишься меня?
— Конечно, нет.
— Прекрасно, потому что мы будет мерзнуть до Тех пор, пока ты…
Василий не закончил фразы, ожидая, что девушка проявит любопытство. Такого рода тактика редко подводила его, не подвела и теперь, но прошло секунд десять, прежде чем она откликнулась.
— Что?
— До тех пор, пока ты не ляжешь на меня сверху.
Ее напряжение стало почти ощутимым, пока, наконец, не взорвалось восклицанием:
— Ну это уж чересчур!
Отчаяние заставило Василия действовать стремительно: его рука обвилась вокруг ее талии и потянула назад в постель, его грудь прижалась к ее груди, а губы — к губам, чтобы заглушить протест девушки и заставить замолчать хотя бы на минуту. У него оставались считанные секунды, чтобы одержать победу, и Василий знал это — он почувствовал, как она толкает его в плечо. Если он упустит время…
Александра проиграла. Она боролась с собой с того момента, как он снял рубашку и перед ней предстало его золотистое тело — гладкая кожа и мужественная фигура, куда более мужественная, чем она могла вообразить. Александра зажмурилась, чтобы отогнать это видение, испуганная ощущениями, вызванными в ней видом его обнаженной груди. И она уже была готова сказать, чтобы Василий лег спать на полу.
Но Александра этого не сказала. Должна была, но не сказала. И, когда его тело обвилось вокруг нее, в девушке вспыхнуло желание, чуть ли не вдвое более сильное, чем прежде, и она уже не могла ему противостоять. И граф не давал ей опомниться. Знал ли Василий, что она чувствовала? Что он заставил ее почувствовать?
Василий взял ее лицо обеими руками и поцеловал. Он был нежен. Не спешил. Он был настойчив, как никогда, и столь же убедителен. И он сводил ее с ума…
— Твое тело сводит меня с ума, любовь моя. Прости, но я не могу лежать рядом с тобой и не ласкать, не любить тебя.
Неужели это она сказала? Нет, это сказал он. И на сей раз обращение «любовь моя» не прозвучало насмешливо: нет, оно прозвучало нежно, как и следовало. Но Василий не дал ей ответить. Он снова поцеловал ее, на этот раз крепче и глубже, и она потонула в своих ощущениях, в этом пламени, в этом кипении — в нем. Александра тонула в нем и вместе с ним.
— Да, — задыхаясь, прошептала она, когда обрела голос.
— Что?
— Да, сейчас!
— О Боже, благодарю тебя, — прошептал граф, покрывая ее лицо поцелуями, и Александра улыбнулась, не вполне уверенная, что Бог имеет к этому какое-то отношение. Но Василий ничего не заметил, продолжая целовать ее шею, плечи, оставляя влажные и горячие следы на коже, ее тело вздрагивало, а он продолжал покрывать поцелуями ее руки, спину, ноги.
