Грозовой перевал - Эмилия Бронте
Конечно, тупое безразличие, с которым я принимала ее распоряжения, могло хоть кого разозлить: она говорила с полной искренностью. Но я считала, что уж если человек заранее располагает обернуть себе на пользу свои приступы ярости, то он способен, направив к тому свою волю, даже в самый разгар приступа сохранить над собою достаточную власть, и я не желала «запугивать» ее мужа, как она меня просила, и усугублять его волнение ради ее эгоистических целей. Поэтому, встретив господина, когда он направлялся в гостиную, я ничего ему не сказала, но я позволила себе вернуться назад и послушать, не пойдет ли у них снова спор. Линтон заговорил первый.
— Не уходи, Кэтрин, — начал он без тени гнева в голосе, но со скорбной безнадежностью. — Я буду краток. Не препираться я пришел и не мириться. Я только хочу знать, намерена ли ты после всего, что сегодня случилось, продолжать свою дружбу…
— О, ради бога! — перебила госпожа и притопнула ногой, — ради бога, на сегодня довольно! Твою холодную кровь не разжечь до лихорадки: в твоих жилах течет студеная вода; а в моих все кипит, и, когда я вижу такое хладнокровие, меня трясет!
— Если хочешь от меня отделаться, ответь на мой вопрос, — упорствовал мистер Линтон. — Ты «должна» ответить, а горячность твоя меня не тревожит. Я убедился, что ты, когда захочешь, умеешь быть такой же сдержанной, как всякий другой. Намерена ли ты отныне порвать с Хитклифом — или ты порываешь со мной? Ты не можешь быть другом одновременно и мне, и ему; и я желаю знать, кого ты выбираешь.
— А я желаю, чтоб меня оставили в покое! — прокричала Кэтрин с яростью. — Я этого требую! Или ты не видишь, что я еле держусь на ногах? Эдгар, ты… ты отступаешься от меня?
Она дернула звонок так, что шнур с дребезжанием оборвался; я вошла неторопливо. Это и святого вывело бы из себя — такое бессмысленное, злое беснование! Раскинувшись, она билась головой о валик дивана и так скрипела зубами, что казалось, вот-вот раскрошит их! Мистер Линтон стоял над ней и глядел в раскаянии и страхе. Он велел мне принести воды. Она задыхалась и не могла говорить. Я принесла полный стакан и, так как она не стала пить, побрызгала ей в лицо. Через несколько секунд она вытянулась в оцепенении; глаза у нее закатились, а щеки, сразу побелев и посинев, приняли мертвенный вид. Линтон был в ужасе.
— Ничего тут страшного нет, — прошептала я. Мне не хотелось, чтоб он уступил, хотя в глубине души я и сама ощущала невольный страх.
— У нее кровь на губах! — сказал он, содрогнувшись.
— Не обращайте внимания! — ответила я жестко. И я ему рассказала, как перед его приходом она решила разыграть припадок. По неосторожности я сообщила это слишком громко, и она услышала; она вскочила, волосы рассыпались у нее по плечам, глаза горели, мускулы на шее и руках неестественно напряглись. Я ждала, что мне по меньшей мере переломают кости. Но она только повела вокруг глазами и кинулась вон из комнаты. Господин приказал мне последовать за ней; я дошла до дверей ее спальни; не дав мне войти, она заперла дверь на ключ.
Так как наутро она не соизволила спуститься к завтраку, я пошла спросить, не пожелает ли она, чтобы ей принесли чего-нибудь в комнату. «Нет!» — отвечала она повелительно. Тот же вопрос был задан в обед, и когда мы пили чай, и на следующее утро опять, — но ответ был все тот же. Мистер Линтон со своей стороны проводил все время в библиотеке и не справлялся, чем занята жена. Он целый час беседовал с Изабеллой, надеясь, что сестра, как приличествует девице, выразит свое возмущение по поводу заигрываний Хитклифа; но он ничего не мог понять из ее уклончивых ответов и был принужден прекратить допрос, так и не добившись толку; все же в заключение он ее торжественно предупредил, что если она по сумасбродству своему станет поощрять недостойного искателя, то сама разорвет этим родственные узы между собою и братом.
XII
Пока мисс Линтон бродила по парку и саду, всегда молчаливая и почти всегда в слезах; пока Эдгар запирался среди книг, которых не раскрывал — томясь, как мне думалось, неотступным смутным ожиданием, что Кэтрин, раскаявшись в своем поведении, сама придет просить прощения и мириться; и пока та упрямо постилась, воображая, верно, что Эдгару за столом каждый раз кусок становится поперек горла, оттого что ее нет, и только гордость мешает ему прибежать и броситься ей в ноги, — я занималась своими хозяйственными делами в уверенности, что на Мызе остался только один разумный человек, и человек этот — Эллен Дин. Я не пыталась утешать барышню или уговаривать госпожу и не обращала большого внимания на вздохи господина, который жаждал услышать хотя