Дмитрий Суслин - Королева Варваров
— На нас идет туман. И он окутает нас раньше, чем мы успеем что-либо предпринять.
Слово «туман» молнией пронеслось в сознании Актис, напугав ее чуть ли до дрожи. Она еще даже не знала, что это такое, в Италии нет туманов, а уже заразилась тем страхом, которым наполнено это таинственное северное слово.
— Теперь только один выход, — сказал Клодий и куда-то потащил Актис. — Надо уходить. Бежать за реку. Только бы успеть.
Он шел и на ходу отдавал приказания строиться и готовиться к отступлению. А туман действительно приближался с огромной скоростью. Вителий тоже понял, какая грозит опасность, и в этот раз, наконец-то был солидарен с Клодием. Римляне спешили. Они уже подходили к воде и готовы были начать переправу, как вдруг над когортами пронёсся крик ярости и отчаяния.
На том берегу, неожиданно, словно появившись из-под земли, стояли отряды бригантов. Три отряда каждый по две сотни стояли в том месте, где был узкий брод, и их длинные тяжёлые копья острыми и блестящими жалами смотрели в сторону римлян.
Это была катастрофа. Теперь уже не имело смысла переходить реку. Только безумец мог послать воинов на тот берег. Штурмовать переправу, где даже близко щитом к щиту пройдёт не более трёх воинов, было равносильно самоубийству. И Клодий, и Вителий понимали, что прорваться сквозь заслон на том берегу невозможно, что в этом случае варвары сразу набросятся с тылу и римляне окажутся в воде, да ещё окружённые с обеих сторон. Кого не убьют в схватке, тот утонет, но живым не останется. Лица бриттов говорили об этом с определённой ясностью. Римляне вновь заняли прежнюю позицию на возвышенности, где ночью был разбит лагерь. Только они сделали это, как через несколько секунд их окутал туман. Какой это был туман? Совсем не такой, какие случаются на континенте. Глаза словно залили молоком, не стало видно даже вытянутой руки.
— Это конец! — прошептал Клодий.
— Что ты сказал? — Актис крепко держала его за руку.
— Ничего, — попытался успокоить её Клодий.
Туман ощущался физически, настолько он был плотным, дышать в нём было тяжело. Он словно вата забирался в лёгкие и вызывал судорогу. Было противно. Он лип к лицу, а одежда от него сразу стала влажной и прилипла к телу. Но самое ужасное было то, что вместе с мерзким воздухом и влагой, туман вложил людям и неуверенность к себе.
— Всем стоять на месте! — приказал Клодий.
Центурионы подхватили его приказ и стали передавать от центурии к центурии, даже человеческие голоса, а не только их облик, безжалостно глотал туман. Голоса уходили в одну сторону, а через несколько секунд начинали звучать в противоположной. Непонятно, то ли наверху, то ли внизу под землёй, или где-то тревожно ржали лошади. А оружие, которое весело звенит и гремит в нормальной обстановке и внушает отвагу и твёрдость, сейчас вдруг стало напоминать звуки, которые наверно звучат в царстве мёртвых. Да и туман, казалось, весь пропитан запахом смерти.
Актис стало страшно. Она прижалась к Клодию, и тот физически ощутил весь ужас, который скопился в её сердце.
— Не бойся, — шепнул он в ушко, закрытое шлемом из-под которого слегка выбились волосы. — Главное ни на шаг от меня. Если мы дождёмся, когда рассеется туман, то всё будет в порядке. Этот туман самый сильный из тех, что я видел на этой земле. А чем туман гуще, тем быстрее он расходится.
— Ты думаешь, что бриганты будут ждать, когда кончится туман?
— Нет, я не думаю, что они так глупы, — тихо сказал Клодий. — Если они сумели поймать нас в такую ловушку, как эта, то они обязательно воспользуются туманом.
— Значит, будет война?
— Да.
— И ты будешь воевать?
— Да.
— Я буду с тобой. — Актис вплотную приблизила своё лицо к лицу мужа. — До конца. Что бы ни случилось.
Клодий увидел лихорадочный блеск её глаз, и ему стало нестерпимо горько, что так недолго длилось их счастье.
— Только не покидай! — продолжала Актис. Голос её был жалобный и умоляющий. — Не покидай меня. Я хочу быть с тобой, чтобы не случилось. Если тебя убьёт, я умру, но только с тобой. Мне так будет во много раз легче, чем томиться неизвестностью. В этом тумане так легко потерять друг друга. О, почему у тебя нет цепей, чтобы приковать меня к себе?
Актис залилась слезами и приникла к груди возлюбленного. Клодий нежно обнял её. Слов, чтобы как-то успокоить любимую у него не было. Спасительная ложь в данном случае была неуместна.
— У нас есть только надежда, — сказал он. — Мы ещё живы. Зачем думать о плохом? Может, варвары одумаются. Если же нет, то красные щиты римлян с честью встретят синие щиты дикарей, и неизвестно, кто ещё победит.
— Командир! — окликнули Клодия.
Это опять был Парменио.
— Что тебе, Парменио? — префект посмотрел на тёмную фигуру, растворённую в тумане.
— Ребята ждут приказа о дальнейших действиях.
— Связь со второй когортой хорошая?
— Да.
— Тогда, пока пусть остается всё по-прежнему. Что говорят разведчики?
— Они молчат. Ушли в этот проклятый туман и ни слуху, ни духу от них.
— Будем надеяться, что с ними всё нормально. Что-нибудь слышно с того берега?
— Нет, там абсолютная тишина.
— Тогда пусть Стрикулл ведёт свою центурию к броду, но от нас не отходит больше, чем на пятнадцать шагов. Барк, — обратился Клодий к командиру галлов, — дай Стрикуллу пять своих людей. Они будут связывать его с нами.
— Слушаюсь, — ответил галл и отдал честь.
Римляне не разговаривали. Они напряжённо вслушивались в темноту, стараясь уловить в ней какие-нибудь звуки. Но ничего слышно не было. Туман проглатывал всё. На солдатских шлемах и щитах от сырости скопились крупные капли, которые, став достаточно большими, тут же стекали вниз. Копья выскальзывали из рук, на некоторых луках полопалась тетива. Жалко съёжились перья, украшавшие шлемы воинов и малых орлов центурий. Трава под ногами тоже была скользкая. Исчезла под ногами надежная устойчивость.
Все было против римлян.
Хоть и привыкли дети Капитолийской волчицы сражаться в любых условиях: в холоде Альп, в жарких пустынях Парфии или болотах Германии, в тумане им биться ещё не приходилось.
Минута проходила за минутой, не принося с собой никаких изменений. Напряжение нарастало. У некоторых легионеров стали сдавать нервы, и среди их рядов раздавались крики отчаяния и проклятия в адрес всему миру. Клодий резко приказал прекратить истерику. Вновь стало тихо. Уши стали главным органом чувств. Уши, а не глаза искали противника. Искали и не находили.
Вдруг где-то в тумане раздался сильный крик. Он прервался также неожиданно, как начался. Это был крик боли и ужаса.
