Лавирль Спенсер - Осень сердца
Я хочу, чтобы ты был здесь вместе со мной, тогда мы сможем и обсуждать дизайн яхты, и работать над ней вместе. Я встретил нового друга Бена Джонсона и, думаю, попрошу его помочь мне, когда придет время устанавливать шпангоуты. Как ты догадываешься, он скандинав, а ведь никто не может довести яхту лучше, чем это делают скандинавы, правда, братишка? Он работает на лесном складе, где я покупал доски, но сейчас у него мало работы, потому что строительный сезон окончился, и он сможет помочь мне. В воскресенье он брал меня с собой ловить рыбу, которой здесь полно, и мы кое-что поймали. Да, между прочим, я поделился рыбой с одной леди».
С одной леди. Это так много значило для него, что Йенс не мог признаться в этом самому себе. Он вспомнил, что говорила Лорна Барнетт, и испугался, что просто лопнет, если не расскажет кому-нибудь об этом. Но больше не написал ни слова.
После того как он заклеил письмо, он улегся в спальне, точно так же, как она лежала в своей этажом ниже, растравляя свое воображение мыслями о том, как они проводят вместе время, как он целует ее…
Он закрыл глаза, обхватил руками плечи и моментально представил себе все как наяву. Только теперь, когда он мечтал о яхте, о быстроходной яхте, он представлял себе, как будет строить свой парусник, испытывая удовольствие, видя, как он летит по ветру. Он всю жизнь мечтал об этом, и каждый раз его воспоминания были яркими и все в картинах, хоть и отрывочных, но ясных, — его собственный бизнес вместе с братишкой Девином и все, что этому сопутствует.
Только теперь, в первый раз в жизни, он мечтал о выигрыше ради нее — тогда он будет чего-нибудь стоить в глазах ее отца и заслужит уважение тех, кто его окружает, и ему не придется больше возвращаться на кухню.
Он представил себе парусные гонки, в которых принимает участие и сам управляет яхтой — всегда только сам, — а Лорна Барнетт с берега вместе с другими дамами наблюдает за тем, как он выруливает и как наполняются ветром его паруса. Он представил себе лодку, которая летит как пуля, и услышал аплодисменты зрителей, толпящихся на лужайке перед яхт-клубом, когда они увидят, как он управляет ею, и вообразил себе, как Тим Иверсен будет фотографировать его для почетной стены в яхт-клубе и как сам Гидеон Барнетт, пожимая ему руку, скажет: «Отлично сделано, Харкен».
Однако только поцелуй имел ощутительную веру и продолжение в его мечтах. Все остальное, как он понимал сердцем, было невозможно. Он никогда не был членом яхт-клуба и, вероятно, никогда им и не станет. Никогда ему не доведется быть шкипером на яхте, потому что для того, чтобы выиграть гонку, они нанимали самых лучших шкиперов и выискивали их по всей стране. У него не было достижений, не было собственной яхты, не было денег и положения.
И не было никакого права влюбляться в дочку Гидеона Барнетта.
Глава 8
Был жаркий солнечный июль. Стояла жара, дождей не было, и повсюду цвели сады. Розы Лавинии покоряли всех. Смит вырастил крупные ягоды. Имение Роуз-Пойнт окружали газоны, которые казались образцовыми, и повсюду витал запах свежескошенной травы. В лодочном сарае мощные двойные двери были открыты настежь четырнадцать часов в сутки, и теплый летний ветерок приветливо доносил свежесть леса, сохраняя ее для мисс Лорны в любое время, как только она захочет прийти.
Она выжидала четыре дня, чтобы вернуться снова. И в тот день, когда она собралась прийти, она впервые встретила в саду мать, когда та собирала в корзину голубую живокость на длинной, покрытой шипами ножке.
— Мама… доброе утро! — воскликнула Лорна. Лавиния взглянула на нее из-под широких полей соломенной шляпы.
— Доброе утро, Лорна.
— Славный день, правда?
— Будет еще жарче. Тебе следует надеть шляпу.
— Ах, мама, а я, к сожалению, забыла.
— Забыла? После того как ты обгорела и все еще облезаешь?
— Постараюсь запомнить для следующего раза.
— А что у тебя в руках?
— Домашнее печенье. Я добавила в него для запаха корицы и яблок. Хочешь попробовать?
Лорна развернула белую салфетку. Лавиния сняла перчатку и взяла себе одно.
— Я собираюсь навестить мистера Харкена в сарае, если ты не возражаешь.
— Ну, Лорна, ради Бога, мне не очень нравится, что ты помогаешь ему в этом деле.
— Я знаю, но он иногда работает даже во время ленча, и мне кажется, ему необходимо устроить небольшой перерыв. Правильно, мама?
— Ну… — Лавиния бросила взгляд на огород и на лес, который начинался за ним, а затем на Лорну со свертком в руке. — Надеюсь, ты хоть столовое серебро с собой не взяла?
— Нет, что ты. Это те приборы, которые накрывают прислуге, и я, конечно, скажу Харкену, чтобы он вернул их, как только закончит работу.
И снова Лавиния бросила нерешительный взгляд на сарай.
— Ну ладно, я потом проверю.
— Я случайно забрела туда и увидела, что дела с яхтой идут хорошо. Это действительно поражает. Он начертил чертеж в полном масштабе прямо на полу. А ты не хочешь пойти со мной?
— В старый сарай-развалюху? Нет, Боже праведный, конечно, нет. И, кроме того, я собиралась сделать букеты.
— Ну, ладно, тогда я пойду. — Лорна бросила взгляд на сад. — Мама, твои цветы как само лето. Можно мне сорвать один?
— Сорви, конечно… но, Лорна, не задерживайся там надолго, хорошо?
Лавиния выглядела обеспокоенной.
— Ладно. — Лорна выбрала живокость и сорвала ее. Удивительно, она совсем не пахла. — Я только взгляну, как идет работа, и отдам это печенье мистеру Харкену, а потом пройдусь по берегу к дому Фебы. Она приглашала меня на ленч на веранде.
— Ну, чудесно. — Взгляд Лавинии потеплел. — Передай ей привет от меня и ее маме тоже. А когда ты вернешься, дорогая?
Оглянувшись, Лорна крикнула:
— Не поздно, наверное, часам в трем, а потом, если не будет очень жарко, я уговорю Дженни поиграть в теннис. Пока, мама.
Лавиния смотрела на дочь, продолжая держать в руке печенье.
— Помни, — крикнула она, — ты не должна там задерживаться надолго!
— Хорошо, мама.
— А в следующий раз надень шляпу.
— Обязательно, мама.
Лавиния вздохнула и смотрела до тех пор, пока дочь не исчезла из виду.
Лорна обогнула оранжерею, пересекла огород и вошла в лес. Еще до того, как она подошла к сараю, она услышала звук мотора. Пап… пап… пап. Короткие очереди вперемежку с длинными паузами. Она на минуту прислушалась, затем срезала путь так, что попала прямо к входу в сарай. Остановившись, она перевела дух и привела себя в порядок. Держа печенье и живокость в одной руке, она другой рукой поправила волосы, уложенные в затейливую прическу в стиле Гибсона, когда волосы скреплены двумя богато украшенными брошами в виде выложенных жемчугом палочек. Она одернула юбку и подтянула зеленые с белым бретели, которые должны были сходиться точно по центру, и проверила шарф, завязанный узлом на шее.
