Жаклин Санд - Честь виконта
– Sehr gut. Wie freundlich und charmant[9]. Ну вот видите, все прекрасно, как я и обещал, – подвел итог мэтр Штрауб. – Дальше пациент справится сам, во всяком случае, до завтра. Пить ему давайте немного, а с утра, пожалуй, можно влить в него куриный бульон. Не переусердствуйте. Он встанет на ноги через несколько дней.
Ивейн молча кивнула; объяснять доброму доктору, что счет в деле с Поджигателем идет на часы, а не на дни, пожалуй, не стоит. Значит, такова судьба, указавшая самозваным сыщикам их место; судьбу не перехитрить, она все расставляет по своим местам. И ее дыхание холодит волосы на затылке.
– И если сообщите полиции, можете ссылаться на меня.
Полиция. О ней Ивейн совсем не подумала, но кивнула снова.
Мэтр Штрауб удалился, что-то насвистывая, а графиня подошла к кровати. Вернулась Жизель, однако Ивейн было не до этого; виконт смотрел на нее вполне осмысленно.
– Я отошлю слугу в ваш дом, – тихо сказала графиня, – чтобы там предупредили: вы останетесь пока здесь. Не думаю, что вам полезно вставать, по меньшей мере, нынче ночью.
Сезар промолчал, его голова дернулась еле заметно, что могло означать согласие.
– Вы меня изрядно напугали, – продолжила Ивейн, – сейчас же вам нужно спать. Мне вызвать полицию?
Вот теперь он отчетливо покачал головой и выдавил:
– Нет.
– Я вернусь. – Ивейн дотронулась до его безвольно лежавшей руки, а затем вышла и кликнула Луи.
Тот прибежал почти сразу.
– Нужно раздеть виконта и укрыть его, пойди помоги Жизель, она не справится.
– Да, ваша милость. Мадам де Буавер услышала шум и спрашивала, что происходит; я взял на себя смелость кое-что ей рассказать. Она сказала, что если уж все равно не спит, то, коли нужно, спустится и поможет.
– Спасибо, Луи. Я сама сейчас поднимусь к ней.
Она медленно пошла к лестнице. Рука скользнула по ореховым перилам, таким теплым и привычным; Ивейн не торопилась. Облегчение было таким сильным, что лишь сейчас она заметила, как дрожат колени, как трясутся руки. Сезар не погиб, он выздоровеет, но ведь он мог погибнуть. Расспрашивать его сейчас бесполезно, однако поутру он все ей расскажет.
Мари открыла дверь быстро; на вдове был теплый халат, волосы рассыпались по плечам.
– Луи сказал мне, что ранили виконта де Моро… Как он?
– Вне опасности. – Ивейн зашла и закрыла за собой дверь. – Позже я снова пойду к нему. А ты почему не спишь?
– Я не могу. – Кузина остановилась у окна, бессмысленно глядя в ночную тьму. – Завтра похороны… До сих пор не могу поверить, что Жюльена нет.
– Мари, – осторожно начала Ивейн, – я хотела спросить тебя о Жюльене…
– Конечно. Спрашивай.
– В тот вечер, когда произошел пожар… Жюльен вел себя как обычно?
Кузина взглянула не нее удивленно и откинула волосы с лица.
– Как обычно? Что ты имеешь в виду?
– Он нервничал или, может быть, казался беспокойным?
– О нет. Ничего подобного. Мы чудесно провели вечер. Играли в карты с Патриком и Жюстиной, смеялись, рассказывали друг другу забавные истории. Мы даже… – Она пересилила условности – даже между близкими родственниками или друзьями не было принято о таком говорить, но Мари все-таки произнесла: – Мы поднялись в спальню, и только потом он сказал, что ему нужно немного поработать. Но никакого беспокойства, нет. Все было… чудесно. Он был очень нежен. Как будто знал…
«Он знал», – подумала Ивейн.
Теперь, после слов Мари, уверенность, что Сезар прав в своих предположениях, только окрепла. Жюльен умер, не просто уронив свечу на ковер и не заметив этого, Жюльен не заснул над газетами или деловыми письмами. Он знал, что уйдет в кабинет и оттуда не вернется. Почему? Что его заставило? Что такого таил в себе тот огонь, который Жюльен, отец семейства и счастливый супруг, добровольно принял на себя? О Господи, что же это за манящая геенна огненная – отчего от нее не могут отказаться?
Ивейн подошла к кузине и крепко обняла ее; Мари вцепилась ей в рукава, но не плакала, а только тихо прерывисто дышала.
– Все будет хорошо, – прошептала графиня де Бриан, не любившая нежностей, не привыкшая утешать, не признававшая большой любви, – все будет хорошо, Мари. Он сейчас на небесах.
– Да, – прошептала вдова де Буавер, – я знаю.
Глава 17
Упрямство виконта де Моро
– Мадемуазель! Мадемуазель!
Ивейн разлепила веки. Она просидела у постели спящего виконта до шести утра, а затем отправилась спать. И проспала не больше двух часов, как ее снова разбудили. Вторая почти бессонная ночь подряд – это утомляло.
– Да, Жизель?
– Наш гость собирается уезжать!
Ивейн мгновенно проснулась:
– Помоги мне одеться.
Платье застегнулось в рекордные сроки, и несколько минут спустя графиня уже спешила вниз. Волосы не уложены, но это ерунда и глупость; здесь все свои, а виконт почти что свой.
Почти что свой виконт сидел на краю кровати и выглядел очень бледным, но вполне живым; одет он был в рубашку, рукава которой оказались ему коротковаты, и жилет, а сюртук валялся рядом. Откуда взялась эта одежда, гадать не приходилось: тут же в комнате находился Патрик де Буавер. Господа обменялись одеждой: Сезар помог Патрику после пожара, а тот теперь отдарился. Как мило.
– Что за глупости? – с порога начала Ивейн. – Куда это вы собрались?
– Вы похожи на фурию, – сказал Сезар, щурясь. – Не так ли?
– Что за черт, виконт! Какая разница, на кого я похожа! Вам нужно лежать!
– Мне нужно добраться домой, – возразил он, – и я это сделаю. А дальше посмотрим.
– Мэтр Штрауб сказал…
– …что ничего серьезного не случилось. Я слышал часть вашей ночной беседы. Патрик, помогите мне.
Молодой де Буавер немедля поспешил на выручку; Ивейн только зубами скрипнула. Как, как можно после этого считать мужчин разумными существами, призванными нести миру радость и процветание? Да у них мозгов, как у новорожденного ягненка, и тот умнее – не пойдет из загона, так как ножки подгибаются. Мужчины хуже. Хуже ягнят, хуже букашек и змей, хуже всего на свете. Венец творения – женщина, что бы там себе ни думала мужская часть человечества.
Графиня де Бриан подавила желание высказать все это двум идиотам и просто загородила дверь.
– Вы обещаете мне? – Ее голос зазвенел. – Обещаете, что не станете делать глупостей?
– Сударыня, каждый из нас может ошибаться, – философски протянул виконт; у Ивейн появилось чувство, будто он над ней издевается. Однако он стоял на ногах, пускай и при помощи Патрика, и графиня понимала: Сезара ей не остановить. В глазах его горел мрачный огонь, а на пути таких огненноглазых лучше не вставать, будь ты хоть самая умная женщина в мире. Самые умные в таких случаях отходят в сторонку. Ивейн вздохнула и уступила дорогу.
