Ева Наду - И пусть их будет много

Жосслен склонил голову в знак согласия.

— Виконт, — позвала его маркиза, — садитесь в карету. Мы довезем вас до Пале-Рояля.

— Благодарю вас, сударыня, — отказался Жосслен. — У меня есть в городе еще незаконченные дела.

После — он снова отправился на ярмарочную площадь. Увидев его, торговка сладостями расплылась в улыбке.

— Вам удалось спасти ваше состояние, милорд? — спросила она.

— Да, благодарю. Все в порядке, — ответил Жосслен.

— Тогда, сударь… Мне кажется… Может быть, вы пожелаете пройти со мной в дом и умыться?

Жосслен не отказался. Являться во дворец с перепачканным грязью и кровью лицом — точно не стоило.

Граф де Мориньер осадил коня у небольшой гостиницы под названием "Золотой петух".

— Заходите, господин, заходите! — мальчик лет восьми-девяти выскочил из открытой настежь двери.

Изнутри доносились пьяные голоса посетителей.

— Заходите, у нас есть комнаты, в которых ваша милость сможет отдохнуть.

Мальчик носился вокруг коня, цокал языком, выражая свое восхищение его статью и выдержкой. Сначала он едва не бросился под ноги коню, осмотрел того с одной стороны, с другой, потом замер, с восторгом разглядывая нового гостя. Снова метнулся в сторону.

— Вот что, пострел, — Жосслен ловко поймал мальчишку за ухо, — отнеси эти вещи, — граф показал на притороченный к седлу мешок, — в комнату попросторнее и почище. Если ничего не пропадет, получишь экю.

У мальчишки захватило дух от счастья. Он радостно мотнул головой, умчался внутрь, через минуту вернулся и принялся энергично отвязывать мешок.

— Господин, я отведу вашего коня в стойло.

— Подай ему овса, да получше.

Мориньер вошел в темный, плотно забитый разношерстной публикой зал. Большую часть посетителей в этот час составляли представители низшего сословия. В центре зала развлекалась группа юношей, одетых в добротные костюмы горожан средней руки. Да в одном из углов, заполненных винными парами и табачным дымом, двое военных неуверенно блуждали взглядами между нестройными рядами пустых бутылок.

Толстая, непривлекательная женщина, в мгновение ока оказавшаяся перед ним, привычным жестом вытирала красные, покрытые цыпками, руки о засаленный передник.

— Господин, Ноэль передал мне ваши пожелания. Идите за мной, я покажу вам комнату.

Они поднялись на второй этаж.

— Вот, смотрите, — хозяйка распахнула перед ним дверь. — Ноэль сказал, что вам нужна лучшая комната. Вот…

Она с гордостью простерла руку в направлении широкой кровати, покрытой неким подобием балдахина.

— Мне нужна комната, в которой было бы две кровати.

Женщина замерла с раскрытым ртом.

— Господин, у нас есть еще комната с пятью кроватями, но три из них заняты. Вы ведь не захотите…

— Нет. В таком случае, принесите сюда еще одну кровать, — приказал Мориньер.

Хозяйка озадаченно почесала нос.

— Хорошо, господин.

Мориньер огляделся по сторонам. Комната, и в самом деле, была недурна. По крайней мере, она выглядела достаточно чистой. И снизу сюда не слишком доносился шум. Окна, сейчас настежь открытые, выходили в относительно тихий дворик. Правда, именно в этот момент в нем выясняли отношения две женщины — соседки. Они так энергично спорили, что хозяин гостиницы, в которой теперь остановился Мориньер, не выдержал женского визга и вышел во двор разобрать спор и утихомирить скандалисток.

Мориньер выглянул в окно еще раз и вернулся к кровати.

Он кивнул Ноэлю, притащившему, наконец, в комнату его вещи, и кинул в раскрытую ладошку обещанный экю.

Удостоверившись, что экю настоящий, а не сон и не обман, маленький озорник ухмыльнулся и восторженно посмотрел на гостя, чей грозный вид его вначале немного испугал.

Но теперь он пришел к выводу, что заработанный им экю искупает все, и с чрезвычайно довольным видом спросил:

— Что-нибудь еще, господин?

— Принеси сюда вина получше, фрукты и побольше каких-нибудь сладостей.

Тут лицо мальчишки вытянулось окончательно, и он мгновенно исчез, будто испарился.

А Мориньер, довольный тем, что, наконец, остался один, принялся аккуратно распаковывать принесенные мальчишкой вещи.

Глава 17. Дитя приютское

Примерно в два часа пополудни, вскоре по окончании часовой мессы, высокий худощавый священник постучал в двери сиротского приюта, расположенного на территории монастыря кармелиток.

За узкой кованой дверью, украшенной ромбами, что-то заскрипело, заскрежетало. Монахиня, приотворившая дверь, выглянула в образовавшуюся щель.

— Что вам угодно, господин аббат? — осведомилась сухо.

— У меня дело к матери-настоятельнице, — ответил в тон монахине человек в черной сутане.

Монахиня помедлила. Потом, раскрыла дверь пошире, посторонилась.

— Прошу, — впустила иезуита вовнутрь.

Из глубин приюта раздавались детские голоса и плач. Строгий женский голос кого-то отчитывал. Тянуло сыростью.

Наполненная звуками темнота пахла чем-то кислым и малоаппетитным.

Вслед за монахиней человек поднялся по узкой лестнице с качающимися перилами и скрипучими ступенями. Монахиня распахнула дверь, впустив сноп света в темноту коридора.

— Проходите сюда.

Комната, в которую его привели, оказалась достаточно светлой. В ней на одной стене располагалось несколько узких окон, отделенных одно от другого небольшими простенками. Все они теперь были распахнуты настежь.

— Матушка сейчас к вам выйдет, — пообещала монахиня и удалилась, оставив в помещении ощутимый шлейф неудовольствия.

Человек в черном одеянии прошелся по комнате, которая, невзирая на все старания хозяев, носила отпечаток давней и неистребимой нищеты. Белые стены были покрыты пятнами плесени. Очевидно, с плесенью старались бороться. Но последняя неуклонно побеждала.

Наконец, дверь снова отворилась. Вошедшая женщина была как сестра-близнец похожа на предыдущую. То же тусклое, утомленное выражение лица и поджатые губы.

— Прошу прощения за вторжение в вашу обитель, — произнес иезуит — Меня к вам, матушка, привело дело, касающееся одного из детей, находящихся на вашем попечении.

— Я слушаю вас. Прошу, присядьте, — она сама села и сложила смиренно руки на коленях. — О ком именно вы говорите?

— О Дени, сыне графа де Брассер. Он поступил к вам прошлым летом.

Аббатиса нахмурилась. Губы ее стали совершенно бледны и тонки.

— Это ребенок из семьи, поднявшей свое оружие против короля.

— Вот именно, — сурово сказал иезуит.