Патриция Райс - Магия
— Ты уже делаешь свое мыло, не так ли, дорогая?
— Должна же я на чем-то практиковаться. Лейла хотела встать и уйти, но такое поведение могло вызвать лишние подозрения матери. Маркизе искренне хотелось верить, что ее самая старшая дочь унаследовала ее талант, но пока Лейле, в отличие от своей матери, никак не удавалось создать аромат, который кому-нибудь понравился бы. Хотя, если принять во внимание крики Дунстана, кое в чем она явно преуспела — например, вызвать его гнев.
— Практиковаться на Ивесах немного нетрадиционно, ты разве не находишь? — Эрмайон говорила тихо, поскольку по лестнице уже гремели тяжелые шаги. — Однажды я тебя уже предупреждала, верно?
К счастью, появление Дунстана помешало Эрмайон высказать неодобрение тому, что было явно написано на лице Лейлы. Ее семейство действовало из лучших побуждений, но оно вмешивалось в самые неподходящие моменты. Лейла уткнулась в свою чашку, стараясь скрыть смущение.
— Прошу прощения, что заставил вас ждать, миледи. Чем могу вам помочь?
Дунстан зачесал назад свои густые темные волосы, связав их лентой, и был теперь в поношенном сюртуке темно-синего цвета, отделанном узкой серебряной полоской в тон серому жилету. Лейле понравилось, что он переоделся, хотя ее совершенно не волновал его внешний вид, будь он хоть в лохмотьях. Она видела человека, а не одежду, и дрожала под его голодным взглядом. Их физическое притяжение друг к другу накалило воздух в маленькой комнате лучше любого огня.
Эрмайон бросила неодобрительный взгляд на дочь и покачала головой — то ли от беспокойства, то ли от неизбежности того, чего не могла сказать Лейла.
— На самом деле мы приехали поговорить, чем мы можем помочь вам, — прощебетала она, ставя на стол свою чашку. Кожа у маркизы была чистой и гладкой, как у новорожденного младенца. Да и вид ее излучал саму невинность. — Присаживайтесь, дорогой, и выпейте с нами чаю. Вам известно, что Ниниан иногда разговаривает с призраками?
Лейла прикусила губу, чтобы не рассмеяться при виде того, как Дунстан вытаращил от удивления глаза и осторожно взгромоздился на стул, не осознавая еще, что ее мать разрядила напряженность между ними и уже сделала кое-какие выводы.
— А мой брат видит звезды, где их нет, — добавил он, подшучивая над пожилой леди и одновременно принимая из рук Лейлы чашку — У каждого из нас свои причуды.
— Оставим это без комментариев, — продолжила Эрмайон, — мы здесь, чтобы помочь. Мои дочери говорят, что ваше имя незаслуженно очернили, и мы должны это исправить.
На лице Дунстана было написано раздражение.
— Надеюсь, вы проделали столь долгий путь не ради этой дурацкой затеи, миледи. Я уже сказал вашей дочери, что меня совершенно не волнует, что думают обо мне другие люди.
Эрмайон окинула его оценивающим печальным взглядом.
— А вы не думаете о других, которых это тоже может затронуть? Вам бы хотелось, чтобы ваш сын рос с уверенностью, что не стоит обращать внимания на такую дурную славу? Чтобы вы никогда не навещали своих братьев или племянника из страха нанести им вред досужими разговорами? А ваша мать, ваша дорогая, святая мать! Как вы могли позволить ей так жестоко страдать из-за подозрений?
Лейла подумала, что Дунстан сейчас взорвется, если ее мать тотчас же не замолчит. Она почти физически чувствовала исходящий от него жар, готовый обжечь их в любое мгновение. Ощущения, испытываемые Лейлой, пугали и в то же время возбуждали ее.
— Мама, ты зашла слишком далеко.
— Миледи, я благодарен вам за заботу, — холодно произнес Дунстан. — Но этот вопрос так просто не решается, и не ваши это заботы. Я сожалею, что заставил кого-то думать иначе.
— О, не будьте так чертовски вежливы, Дунстан. — Устав и расстроившись от пустых разговоров, Лейла со стуком поставила на стол чашку и встала. — Вы однажды уже дали понять, что мнение других вас совершенно не волнует, так что простите, если нас тоже не волнует ваше мнение. Пойдем, мама. Пусть этот человек горит в созданном им же самим аду.
Дунстан встал, когда они поднялись, и Лейла знала, что он в бешенстве, точно так же, как в ту ночь, когда вторгся в ее спальню. Хорошо. Возможно, он попытается проделать это снова. На сей раз, она будет готова к встрече с ним.
Глава 14
— Общаешься с леди, не так ли?
Еще не придя в себя полностью после столкновения с Лейлой, Дунстан сдерживался из последних сил, чтобы не заехать кулаком в челюсть, которая слишком походила на его собственную. Адонис сидел, растянувшись на скамейке перед камином на кухне, словно у себя дома, и крутил металлическую головоломку своими ловкими пальцами.
— Я старался быть вежлив, — парировал Дунстан. Заметив, что на тарелке сына остались только крошки от сыра и хлеба, он отправился в кладовку за добавкой, несмотря на возражения Марты, так как скоро будет готов обед.
— Послушай, а они правы. — Очевидно, не испытывая ни малейшего угрызения совести и совершенно не скрывая, что подслушивал, Адонис вытянул вперед ноги в изношенных сапогах. — Ты вредишь своей семье, тем, что не пытаешься очистить имя от обвинений.
Дунстан предупреждающе посмотрел на него и кивнул в сторону сына.
— Всему свое время.
— Скажи своему отцу, почему ты убежал.
Адонис встал со скамьи и бросил на стол перед Гриффитом свою замысловатую проволочную головоломку, которая тотчас распалась на три кольца. Марта положила на стол ломоть свежего хлеба, с интересом посмотрела через плечо на Гриффита, затем вновь занялась стряпней.
— Как ты это сделал? — Мальчик взял в руки части головоломки и начал крутить их.
Стиснув зубы, потому что не хотел заводить этот разговор, Дунстан опустился на скамью рядом с сыном. Он взял кольца и помог сцепить их.
— Почему ты убежал? — спросил он Гриффита, повторяя вопрос гостя.
Тот неловко заерзал на скамье.
— Потому.
— В наказание, что расстроил свою мать, всю неделю будешь таскать в дом воду. — Дунстан прожевал кусок хлеба с сыром, обдумывая слова. — Она, наверное, места себе не находит. Нужно немедленно послать к ней посыльного, чтобы сообщить, где ты находишься.
— Я остаюсь? — Гриффит осторожно посмотрел на отца.
— Зависит от тебя. Напишешь извинения матери? — Дунстан настаивал, потому что знал: Бесси до безумия любит мальчика.
Гриффит поморщился и вновь принялся за головоломку.
— Я оставил ей записку. — В ответ на молчание отца он пожал плечами, но не поднял глаза, — Я извинюсь.
— В таком случае оставайся. Но воду все равно будешь носить всю неделю.
— Зачем нам столько воды? — возразил мальчик. — Нам придется мыться в ванне?
— Каждый вечер, если не скажешь мне, почему убежал.
