Линда Бартелл - Нежный негодяй
Скоро она навсегда избавится от него. Согласен он или нет, но она будет в безопасности за стенами Санта-Лючии. Так почему бы сейчас не насладиться запретным плодом этой невозможной близости? Ее тело уже отозвалось на ласку: губы стали мягче, а слабое предостережение — не шевели угли костра! — осталось неуслышанным.
Ты пытаешься смягчить свои жестокие слова? Или это только жалость?
Последней связной мыслью, прежде чем водоворот чувств захватил все тело и парализовал мозг, было: я никогда не смогу пожалеть его.
Желание нарастало, затопляло Родриго, словно бурный поток, разливалось с невероятной скоростью и сладостью, интуиция подсказывала, что сейчас их обоих захватило более сильное чувство, чем в первый раз. Он надеялся, что Джульеттой движет не только физическое желание, но уверенности не было. Родриго хотел бы, чтобы его влечение к девушке разлетелось как осенние листья, но сейчас оно потрясло его. Или он просто позволил себе это.
Родриго всегда гордился умением жестко контролировать себя, когда речь шла о женщинах. Он, конечно, не вел монашеский образ жизни, но предпочитал расходовать энергию в суровых тренировках и турнирах. За это получал золото, а ночью, обессиленный, падал в кровать и не разбрасывал семя по всей Франции.
До отъезда из Италии у Родриго перед глазами был редкий образец верности одной женщине — Дюранте де Алессандро, и хотя ему самому хранить верность было некому, он всегда помнил, каково быть незаконнорожденным. Давным-давно дал себе обещание — никогда не иметь внебрачных детей, ни при каких обстоятельствах. Однажды Родриго спросил Данте об отце, и тот ответил просто:
— Он умер, — и добавил: — Никогда не знал о тебе. Выбрось его из головы, Риго.
Возможно, когда-нибудь отец и объявился бы перед сыном, но где гарантии, что в его жизни что-нибудь изменилось бы? Родриго не хотел допустить такой ошибки. Даже любящие приемные родители не смогли ослабить боль, причиненную явной неразборчивостью отца, результатом которой стали смерть матери и его сиротство.
Но сейчас… Сейчас Джульетта де Алессандро лежала в его объятиях, и их желания совпадали. Почему бы не уступить неистовой страсти? Почему бы не сыграть роль негодяя, каким его считают, и не взять ее? Все равно скоро она станет его женой.
Неужели ты думаешь, что мужчина останется благородным, пользуясь слабостью женщины? Быстро же ты изменил свой кодекс поведения, и только потому, что тебя принимают в семью Алессандро. Ты уже готов поступить с женщиной, самой прекрасной на свете, так, как не поступал и с крестьянкой!
Пока Родриго пытался бороться со своими противоречивыми чувствами, его руки сами по себе ласкали тонкую талию, бедра, мягкую округлость груди. Через тонкий шелк ее кожа, казалось, обжигала пальцы, языки сталкивались, и в крови бушевал огонь. Родриго желал только одного — слиться с Джульеттой, стать ее частью и сделать любимую частью себя. Неразделимой.
Он крепче прижал девушку к себе, их бедра почти слились, как и ищущие друг друга языки. В голове билось: идиот! идиот! идиот! ты пропал! — но он игнорировал эту мысль.
Родриго действительно пропал. Сердце бешено колотилось, поток эмоций уносил его все дальше, туда, где уже не было никаких преград…
Джульетта чувствовала его горячее, пульсирующее желание. Такое же острое чувство, слегка смешанное со страхом, пронзало и ее тело.
Никогда она не была так близка с мужчиной… кроме одного случая ночью в жарком августе, когда едва не отдала свою девственность смуглому нежному незнакомцу.
Джульетта задрожала, ей хотелось большего. Прижаться обнаженным телом к его плоти, ощутить крепость мускулов, принять в себя его мужественность. «Боже, я схожу с ума! — мелькнула мысль, — а волю и контроль над собой уже потеряла.»
Огонь желания волна за волной накатывал на нее, пока самые интимные места ее тела не стали влажными. Она инстинктивно стремилась к тому восхитительному, что ощущалось близко, совсем близко. Ногти Джульетты впились в широкую, сильную спину Родриго, с губ слетел легкий стон экстаза и… разочарования.
Внезапно он прервал поцелуй. Прижал голову девушки к своей груди и держал так долго-долго, восстанавливая самообладание.
Чувство чести, внушенное в значительной степени Данте де Алессандро, в конце концов одержало верх над эгоистичными желаниями и физическими потребностями. Слишком глубоко укоренилось в нем уважение и верность принцу Монтеверди, чтобы отбросить их прочь в момент страсти, какой бы неистовой та ни была. Не желая больше совершать еще одну импульсивную ошибку, чуть было не лишившую его всего, что он знал и любил, Родриго да Валенти отточил свое самообладание до совершенства. И теперь оно сослужило хорошую службу, иначе он не был бы в силах прервать любовную игру.
Джульетта сначала была напугана резкой переменой его настроения. Ее поиск мучительного и неуловимого исполнения желаний был прерван Родриго да Валенти. Он оттолкнул ее от себя, несомненно, точно так же, как обходился с уличной женщиной, в услугах которой не нуждался.
Ее смущение стремительно росло и обогнало понемногу убывающее желание. По следам смущения пронесся гнев, девушка рванулась из крепких, но осторожных объятий, не ощущая ничего, кроме жгучего чувства унижения. Когда наконец Родриго взглянул на нее, ему следовало бы прочесть в глазах предупреждение: они сузились и горели яростью.
— Джульетта mia, — начал он, подыскивая слова, чтобы объяснить всю сложность своих чувств, смягчить ее гнев и успокоить попранную гордость.
Как хлыстом, она ударила его ладонью по щеке.
Глава 12
Подобно грому, удар расколол тишину ночи. Голова Родриго чуть дернулась в сторону — единственная реакция, за исключением, может быть, того, что пальцы чуть сильнее сжали ее плечо.
Но гнев уже закипал внутри… Она сохраняет свою гордость, а вот его не первый раз пытается уязвить. Слишком уж долго злится! А если к тому же все еще винит его в смерти Марио ди Корсини, то не стоит тратить силы, пытаясь убедить ее в обратном.
— Как вы смеете! — голос Джульетты дрожал.
Губы Родриго сжались в тонкую линию, и даже в свете луны Джульетта видела, как побагровела его смуглая кожа там, где она ударила.
— Как смею целовать вас? Или не целовать?
Девушка снова замахнулась, но теперь он был готов и перехватил запястье. С поднятыми руками они застыли, свирепо глядя друг на друга.
— Вы, мадам, при всех ваших претензиях на голубую кровь, грубы и бесчувственны. Я не просто разочарован в дочери моего наставника, но и встречал крестьян с лучшими манерами.
Не дав ей времени на ответ, Родриго усилил атаку.
