Стефани Слоун - В его власти
Джеймсу хотелось сказать ей, что она ошибается. Что он ведет эту смертельную игру в интересах Англии. Больше всего на свете ему хотелось убедить ее в том, что он достоин уважения. Что правда на его стороне. Но он не мог. И теперь она думала о нем еще хуже, чем прежде. Это в какой-то мере было ему на руку, в конечном итоге даже помогало. Тогда почему полный отвращения взгляд так сразил его?
— Повторяю, это не имеет отношения к сложившейся ситуации, — сказал Джеймс, чувствуя, как холодная пустота заполняет его грудь.
— Марлоу прав, — согласился Петтибоун, хотя брошенный на Клариссу взгляд, исполненный неискреннего сочувствия, говорил об обратном. — Вы должны сконцентрироваться на завершении портрета.
— Разумеется, — согласилась она, и ее мгновенное единение с Петтибоуном больно укололо Джеймса.
— Я сообщу Айрис, что третья поездка отменяется. — Джеймс не видел смысла продолжать разговор.
Стало ясно — то, что сказал Петтибоун о «Молодых коринфянах», оттолкнуло от него Клариссу, и он ничего не может с этим поделать.
Кларисса сняла Фараона с колен и встала, посадив его на теплое место.
— Мне надо работать. Не соблаговолите ли вы оба оставить меня? — Не взглянув на Джеймса, она пошла к мольберту. Судя по звукам, она немедленно принялась отмывать кисти, яростно водя ими взад-вперед в кувшине с терпентином.
Пустоту в груди Джеймса сменило нечто гораздо более тревожное — что-то похожее на раскаяние.
— Ругье! — позвала Айрис. Она бросила учителя танцев и легко побежала к Джеймсу по натертому полу бального зала Кенвуд-Хауса. — У меня совершенно потрясающая новость.
Джеймс ждал. Она остановилась перед ним и опустилась в церемонном поклоне.
— Мадемуазель Беннетт, мы можем поговорить… — Вы ведете себя невежливо, Ругье. Никогда не следует прерывать леди, — заявила она и тут же счастливо заулыбалась. — Кроме того, моя новость слишком важна, чтобы ждать.
Джеймсу захотелось схватить девушку и потрясти, пока ее наполненная всякой чепухой голова не отвалится и не покатится по комнате, крутясь, как волчок.
Вместо этого он сжал зубы и приветствовал ее, сумев выжать вежливую улыбку.
— Разумеется, мадемуазель Беннетт. Пожалуйста, поведайте мне эту совершенно потрясающую новость.
— О, мне нет нужды произносить ее, Ругье, у меня при себе приглашение. — Она вытащила из кармана письмо и передала его Джеймсу. — Вы глазам своим не поверите.
Джеймс взглянул на приглашение и увидел сургуч с оттиском королевской печати. Сам Джеймс никогда не получал писем от кого-либо принадлежавшего к королевской фамилии, но, будучи «коринфянином», знал все, что ему полагалось знать о каждом члене королевского семейства, вплоть до того, как они пьют чай и кто с кем развлекается. Королевская печать, безусловно, намного облегчала отслеживание информации.
Он пальцем поддел печать и сломал ее.
— Вы можете поверить в мое счастье? — Айрис, не в силах сдержать ликование, сложила руки как для молитвы.
У Джеймса не было необходимости читать приглашение, но он сделал это, время от времени со значительным видом поднимая брови. Человек, занимающий положение Люсьена, едва ли мог знать что-нибудь о королевских покоях.
— Я так понял, что вы приглашены, чтобы быть…
— …представленной королеве, — оборвала его Айрис и, пританцовывая, обежала вокруг Джеймса. — Разумеется, да! — ответила она с подчеркнуто британским произношением.
Он не мог не рассмеяться, и его веселье подвигло Айрис на новый пируэт. Насколько он знал, это был нелепый ритуал. Столько времени и денег тратится на подготовку девушки! Ради чего? Накрутить на себя ярды шелка, обвешаться безделушками — только для того, чтобы провести долгие часы в ожидании приглашения войти в тронный зал. После этого вы низко кланяетесь, и, если вам повезет, королева поприветствует вас одним-двумя словами.
Он вспомнил, как Кларисса рассказывала ему, что только одно-единственное запомнилось ей из всей этой церемонии — мгновение, когда она в первый раз увидела себя в новом платье. Оно было бледно-фиалковым — под цвет ее глаз — и расшито какими-то кристаллами. А после этого, рассказывала она в некотором смущении, ей пришлось надеть предписанное этикетом платье с кринолином и прочим, и радость исчезла. Четырехчасовое ожидание приглашения предстать перед королевой погасило эту радость навсегда.
Он взглянул на абсолютно счастливое, сияющее лицо Айрис. Несмотря на все, что она заставила его пережить, он не мог испортить ей праздник. Кроме того, его новость в такой ситуации меньше разочарует ее.
— Да, мадемуазель Беннетт, новость действительно замечательная. Это случится не позже чем через неделю?
Она заколебалась, но быстро нашлась.
— Да, хотя мне говорили, что обычно на подготовку дается три недели. Я уверена, что произошла ошибка, но не могу указывать на оплошность королеве.
Она сказала это так, словно королева сама садилась за письменный стол, долго раздумывала, подбирая нужные слова, а потом начинала писать. В действительности таким девушкам, как Айрис, не англичанкам и без титула, разрешалось предстать перед королевой по одной-единственной причине — из-за денег. Такой дебют требовал покровительства титулованной леди. А среди титулованных вдов всегда находится немало нуждающихся в средствах.
— И кто ваша патронесса? — спросил он — ему в самом деле стало любопытно.
— Леди Друэсли, — ответила она, польщенная его интересом.
Леди Друэсли, насколько Джеймс мог припомнить, считалась святой, потому что терпеливо несла бремя брака с лордом Друэсли. Последний, если верить ходившим в обществе слухам, успешно пропил, проиграл в карты и растратил на женщин семейное богатство. Леди Друэсли оставалось покровительствовать канадским наследницам, чтобы иметь возможность ходить в шелках и перьях.
Джеймс одобрительно кивнул.
Айрис посмотрела на музыканта, который сидел в углу за фортепьяно.
— Пожалуйста, вальс.
Заиграла музыка. Звуки вальса терялись в огромном пространстве, Джеймс сомневался, что заполнить его удалось бы и оркестру.
Айрис кашлянула и ожидающе посмотрела на Джеймса.
— Сейчас вы должны попросить у меня разрешения на танец.
Ему все еще нужно было сказать ей, что третьего приключения не будет. Он мог отказаться танцевать или сберечь время, просто сказав ей об этом во время танца.
— Мадемуазель Беннетт, будьте так добры, не откажите мне в великой чести танцевать с вами.
— Неплохо, Ругье, — похвалила она, сделала реверанс и протянула ему руку.
