Жанэт Куин-Харкин - Золото глупцов
Либби не возражала, и вскоре они очутились в роскошном вестибюле с пальмами, кожаными креслами и медными плевательницами. В углу вестибюля разместился бар.
— Бутылку лучшего коньяка в мою комнату, Карло! — крикнул Гейб бармену.
— Хорошо, мистер Фостер.
Поднявшись по лестнице, Либби очутилась в хорошо обставленном номере. Она осторожно села на софу, обитую красным плюшем, и Гейб подкатил к ней маленький столик.
— Что вы хотите поесть в своей новой жизни? Устрицы, стейк, форель?
Либби закрыла лицо руками и истерически захохотала.
— Этого не может быть! Пару минут назад у меня на шее была петля, а сейчас вы предлагаете устриц!
— Нужно, пока можно, радоваться жизни. Мне кажется, что вы это поняли. Что же заказать Карло? Устрицы, стейк, бренди?
— Гейб, мне нужно идти к детям. Они так напуганы. С ними только Ах Фонг.
— Ах Фонг?
— Это мой слуга-китаец, — сказала Либби. — Он живет рядом с моей хижиной с тех пор как я спасла ему жизнь.
— Ну тогда все в порядке, — заулыбался Гейб. — Когда придет Карло, я попрошу его послать кого-нибудь в вашу хижину и сказать, что вы немного задержитесь. Хорошо?
Либби кивнула головой. Скоро появился Карло с коньяком, и Гейб отдал нужные распоряжения.
Он поднес к губам Либби бокал с янтарным коньяком.
— Вам будет лучше, после того как вы осушите его.
Либби поперхнулась, но послушно выпила коньяк, и Гейб встал, чтобы зажечь свечу. Либби заметила, как на столе появился серебряный поднос с супницей на белой салфетке. Гейб откупорил шампанское и налил в бокалы.
— Лучшее лекарство от расшатанных нервов — это ужин с шампанским, — сказал он.
— Удивительно, но мои нервы в порядке, — сказала Либби, — несмотря на события этого дня.
— Если бы я знал, что вы сделаны из другого теста, я бы никогда к вам не подошел в Новом Орлеане, — улыбаясь, сказал Гейб. — Пусть же все беды останутся позади, — поднимая бокал, продолжил он.
Они ели молча, но когда Либби подняла голову, то увидела, что Гейб не сводит с нее глаз.
Острый стейк, чипсы с морковью и груши в бренди, коньяк — все это казалось каким-то сном.
Мерцавшие свечи делали происходящее еще более неправдоподобным.
Да, она была на волосок от смерти, и сейчас чувствовала себя как человек, который чуть не утонул, и для которого каждый глоток воздуха казался чудом.
— Думаю, что подкрепившись, вы прочтете свою обычную речь о морали и долге и сбежите от меня, — сказал Гейб.
Либби встала и подошла к окну.
Вдалеке виднелись очертания холмов на фоне серого неба: то тут, то там вспыхивали и затухали огоньки костров золотоискателей.
— Я жила со своим моральным долгом, но он не защитил меня, — решительно проговорила Либби. — Я бы умерла страшной смертью, если бы вы не рискнули ради меня, — она обернулась и посмотрела на Гейба. — Ах Фонг сказал, что его жизнь принадлежит мне, потому что я спасла его. Может, это и правильно. Тогда моя жизнь принадлежит вам.
Гейб облокотился на спинку стула.
— Если вы хотите остаться здесь из чувства благодарности, то лучше вам этого не делать. Вы мне ничем не обязаны, Либби.
Она медленно подошла к нему.
— Вы знаете мои чувства к вам, — сказала она. — Вы правы, завтра нас может и не быть, и этот вечер, может больше не повториться. И если я уйду, то буду жалеть об этом всю свою оставшуюся жизнь.
Она начала медленно расстегивать пуговицы платья. Гейб остановил ее.
— Я сам это сделаю. — Потом в нетерпении произнес: — Почему у вас, женщин, так много пуговиц?
— На вашей рубашке их тоже немало, — смеясь, сказала Либби.
— О, я могу ее снять через голову, не расстегивая их, — сказал он и одной рукой сбросил сорочку.
Либби восхитилась его обнаженным торсом, с удовольствием рассматривая его мышцы и волосатую грудь. Она улыбнулась и сбросила платье.
— И почему вы, женщины, носите так много одежды. Может, вам холодно? — его руки жадно спускались к ее поясу.
— Я раньше никогда не разрешала мужчинам видеть меня голой, — отвернувшись, сказала Либби. — Хью всегда был такой деликатный, и мы всегда переодевались в своих спальнях.
— Наверное, это скучно, — смеясь, сказал Гейб. — Но такого тела, как у тебя, нельзя стесняться.
Он положил ей на плечи руки и повернул Либби к себе.
— Зачем скрывать то, что доставляет столько удовольствия, — Гейб дотронулся кончиком пальца до соска и начал расстегивать ремень от своих брюк.
— Извини меня за нетерпеливость, не могу больше ждать, — он приподнял ее, как пушинку, и понес на кровать.
Либби никогда не испытывала ничего подобного. У нее все горело внутри. И она изгибалась, прижималась к его груди, целуя его подбородок, шею, уши. Она вскрикнула, не понимая, приятно ей или больно. Потом забылась в огне страсти, смеясь, чувствуя, что мир разлетается вдребезги. Гейб тяжело вздохнул и упал на Либби.
Они лежали как одно целое, потом Гейб, опершись на локоть, нежно посмотрел на нее.
— Ты всегда смеешься, когда занимаешься любовью?
— Нет.
— И даже с Хью? — спросил Гейб.
— Никогда! Я раньше не знала, что от этого можно получить такое удовольствие, — сказала она.
— Мастерство приходит со временем, — сказал Гейб. — В следующий раз у тебя лучше получится. Я с удовольствием стану твоим учителем, — сказал Гейб. — То, чему я тебя научу, продлит твою жизнь, — сказал он. — Как мы могли бы вместе зажить, Либби! Я скоро разбогатею, брошу играть и построю дом в Сан-Франциско. Мы сможем путешествовать. Тебе не кажется это замечательным?!
— Очень! — ответила Либби. — Но я не смогу сказать «да», пока не найду Хью.
— Но ты любишь меня. Разве ты чувствовала что-нибудь подобное с Хью.
— Не чувствовала. У меня такое впечатление, что я спала всю жизнь, и только сегодня проснулась и поняла, что такое настоящая любовь.
Он наклонился и поцеловал ее в лоб.
— Я много раз говорил, что люблю, но это была ложь. Сегодня я могу сказать правду. Я люблю вас, Либби Гренвил, и не хочу с тобой расставаться. Утром я заберу твои вещи из хижины, и мы будем жить здесь.
Либби закрыла рот ему ладошкой.
— Не будем о будущем. Кто знает, что будет завтра.
— Но я могу увезти тебя туда, где ты будешь в безопасности? — спросил Гейб.
— А как же моя картошка? Я собиралась на ней сколотить «состояние». Здесь гнилая картофелина стоит доллар.
Гейб засмеялся.
— Нажить состояние на картошке? Мне это нравится. Кто кроме моей сумасшедшей Либби мог до этого додуматься? Мы попросим твоего преданного китайца присмотреть за ней, если она тебе так необходима.
